— Постарайся быть дружелюбной и обаятельной. Не пей ничего, кроме содовой, и помни, нужно думать перед тем, как открываешь рот, чтобы что-нибудь сказать.
Мама отсоединилась. Лорелея прислонила голову к спинке кресла. В общем-то она была готова ехать, но паника уже поселилась в ней, заставив позвонить матери, чтобы та нашла способ выкрутиться из всего этого.
Головная боль, пусть и не столь изнуряющая, как Лорелея представила матери, была вполне реальной и звалась Донован. Лорелея с нетерпением подумала о бутылке шардоне, которая хранилась в холодильнике, как о способе разрешения проблемы.
Естественно, стоит ли беспокоиться о составляющей по имени Донован в этом коктейле. Она сама себя унизит до крайности, а он лишь удивится, кто позволил ей взять выходной и не появиться в приюте. Одна только мысль, что она его снова увидит… И так скоро!
Лорелея одна из Лабланков и — помоги, Боже! — должна вести себя в соответствии с этим статусом. Она знала, что сможет это сделать.
Платье насыщенного голубого цвета, которое она выбрала, висело на дверце стенного шкафа. Наряд соответствовал ее возрасту — молодежное, но не вызывающее, стильное, но не ультрамодное.
Это платье принадлежало Виви. Но Лорелея убедила себя, что, раз уж выполняет работу сестры, ей нужен и ее гардероб. В данный момент она рассматривала платье как броню, способную защитить ее от себя самой.
Да, платье вполне подходило, но Лорелея внезапно возненавидела его. Конечно, она может следовать правилам сестры, но хотела, чтобы ее ценили за собственные достоинства, а не потому, что она одна из Лабланков. И готова была свои права отвоевать.
И все началось с другого платья.
Доновану еще никогда не удавалось отделаться от некоторого неприятного чувства, когда приходилось посещать подобные мероприятия.
Как бы официально это ни отрицалось, но общество Нового Орлеана представляло собой старую, укоренившуюся иерархию, и то, что приходилось приоткрывать доступ, хотя и крошечный, новым людям, безмерно злило и раздражало многих его членов. Но потомственная аристократия была уже не той, приходилось делать исключения, причем не имело значения, нравилось это или нет. Даже членов его семьи многие недовольные все еще считали кем-то, кто ненамного выше саквояжников
[1]
. О да, они вынуждены были принимать во внимание их деньги, а его деньги покупали уважение, и притом им это очень не нравилось. Они попытались как можно четче очертить границы.
Но с Донованом все было иначе, его недолюбливали не только за новые деньги и происхождение из низов. То была личная неприязнь. Он одержал победу над некоторыми из них. Был отвергнут обществом, но не проигнорирован. И это совсем не импонировало.
Донован признавал: вряд ли в скором времени удастся избавиться от титула нувориша, хотя он сам и его друзья нувориши сегодня были теми, кто в основном выписывал чеки. Времена не из легких, особенно для тех, кто много потерял во время краха фондовой биржи. Бедность аристократии вошла в традиции Нового Орлеана, начавшись еще во времена Реконструкции
[2]
, и лишь подчеркивала тот факт, что правильная ДНК играет гораздо более важную роль, чем хороший счет в банке, а отсутствие таковой навсегда оставит двери в высшее общество закрытыми наглухо.
Донован пошел в бар, снова наполнил бокал, когда исполнительный директор фонда направился к небольшой сцене, где обычно располагался оркестр. Послышались слова благодарности, сводка успехов за год, планы на будущее.
Джек Морган, партнер из юридической фирмы, которая представляла компанию «Сент-Джеймс медиа» и нечастый партнер по теннису, составлявший партию, когда другие были заняты, присоединился к нему в баре, тоже заказывая вторую порцию.
— Как долго будут продолжаться эти речи?
— Куда-то спешишь? Свидание?
— Это меня оправдывает? — Джек передал чек через барную стойку и сел, тяжело вздохнув.
— Давай беги. Никто и не заметит, что тебя нет.
— Моя мать заметит.
Донован пренебрежительно фыркнул. Миссис Морган была настоящим драконом, свято охранявшим старые порядки.
— Тебе не повезло.
— Да, не сегодня.
— Лорелея Лабланк, — объявил директор.
Это сообщение привлекло его внимание, он так резко повернул голову в направлении сцены, что хрустнула шея. Его первая мысль: «Какого черта Лорелея делает здесь?» — мгновенно сменилась воспоминанием о том, что она сказала ему еще в среду о необходимости замещать Виви и Коннора, пока те в свадебном путешествии. И за последнюю неделю он видел ее гораздо чаще, чем за последние пять лет.
Лорелея вышла из толпы и поднялась на сцену. Донован чуть не уронил стакан, который держал в руке.
Она была в облегающем пурпурно-красном платье и выглядела как принцесса, которая вышла с обращением к толпе. Она поражала элегантностью, стилем и шиком, следствием исключительно хорошего вкуса. Ее темные волосы волнами спускались на кремовые плечи, несколько завитков змейками лежали на груди, как бы лаская ее. Желание молнией пронзило его, а тихий присвист, который он услышал позади себя, уверил, что он был не одинок.
— Черт, — пробормотал Джек. — Маленькая сестричка превратилась в красавицу.
Донован считал Джека в большей степени знакомым, чем другом, и ему было достаточно трудно сдерживать восторг.
Лорелея ослепительно улыбнулась, приняв микрофон из рук директора.
— Вивьен не пропустила ни одного подобного мероприятия в течение многих лет и, несомненно, не пропустила бы это, но надеется, что вы простите ее, ведь у нее медовый месяц. — Лорелея выдержала паузу, пока толпа аплодировала. — Могу предугадать ваш вопрос. Да, знаю, где они находятся. Но нет, я не скажу. Поверьте мне, это сказочное место, и они превосходно проводят время.
В зале раздался смех. Донован вынужден был признать, что Лорелея знала, как управлять вниманием толпы.
— Сегодня я здесь не только представляю сестру. Я здесь и от лица Коннора и «Конмэн студио».
При упоминании Коннора тихий шепот в толпе мгновенно стих.
— Надеюсь, вы прекрасно знаете, что музыку и музыкальное образование Коннор принимает очень близко к сердцу. Фонд имеет целью по необходимости оказывать поддержку программам для младших школьников.
