«Встретимся на вершине скалы, где дракон охраняет Золотое Руно. Там найдешь меня… Или никогда меня не увидишь».
Запись окончилась. Потрясенный Заколов сидел на кровати, понимая, что Лариса в руках шантажиста, который, как и мнимая переводчица, требует вернуть украденную реликвию. В голове Тихона неутихающим эхом звучали последние слова Ларисы: «Или никогда меня не увидишь».
Дверь в комнату распахнулась и на пороге появился встревоженный актер Давид Коста в домашнем халате. Актер жил в этом же домике в соседнем номере. Он повел густой бровью, изучая обстановку, и спросил по-английски:
— Лариса вернулась?
Тихон помотал головой.
— А кто кричал? Я слышал женский крик. О, понимаю, это русские любовные игры? — лукаво пригрозил пальчиком Давид Коста, кивая на приоткрытую дверь в душ. — Лариса моется? Ох, и задаст ей трепку наш режиссер.
Что-то напевая себе под нос, Давид Коста шаркнул ножкой и откланялся. Тихон нагнал его на крыльце и встряхнул за плечи. Он требовал ответа:
— Ларисы нет. Она не появилась. Вы видели кого-нибудь ночью? Кто-то входил ко мне в комнату. Вы могли видеть. Кто это был? Ну же, отвечайте!
Испуганный актер вжал голову и попятился. Из-под халата все выше и выше показывались его голые худые ноги. Еще бы пару секунд, и в руках Заколова остался только просторный актерский халат.
— Эй! Прекратите! — послышался требовательный голос.
Заколов обернулся. На дорожке в окружении стайки помощников и актеров выделялся строгий Хуан Гонсалес.
— Что здесь происходит? Вчера Антонио, сегодня Давид. Вы хотите всю труппу покалечить?
Заколов отпустил Косту и невольно поник под осуждающими взглядами. Он понял, что Антонио уже пожаловался режиссеру о вчерашней стычке.
— Где Трушина? Ее до сих пор нет? — спросил режиссер. В ответ на красноречивое молчание он яростно всплеснул руками: — Я не понимаю, что мне снимать! Так невозможно работать!
— Я найду Ларису, — пообещал Тихон.
— А стоит ли? Я уже всерьез рассматриваю на роль Медеи Катрин.
— Вы обязаны подождать. Это роль Трушиной.
— Жду до вечера, — нехотя, согласился режиссер.
— Я найду ее. Сейчас поговорю с Антонио…
— Не тронь его! Я запрещаю! — рявкнул Гонсалес.
— Он замешан в этом, я чувствую. А может, вы с ним заодно? — дерзко надвинулся на режиссера Тихон.
Хуан Гонсалес картинно заслонился ладонями и проворчал, как в песне «Бони М» о Распутине:
— Ох, уж эти русские… — Режиссер отступил и дал указание своему помощнику: — Будем снимать поход аргонавтов по реке. Предупредите всех, и приготовьте лодку. Выезжаем сразу после завтрака.
23. Утро в пещере
Лариса сидит, привалившись спиной к холодно каменной стенке.
«Не спать, не спать, не спать…», — приказывает она себе.
Ее глаза смотрят вверх в непроглядную темноту. Где-то там дыра, сквозь которую она попала в западню. Когда съемочная группа вернется в пещеру, включат свет, ее глаза увидят луч надежды, она закричит, и ее услышат. Только бы не проспать этот момент…
Голова Ларисы едет в бок, висок тыкается в острый выступ. Девушка вздрагивает и распахивает глаза. Веки тяжелые и непослушные.
«Я отключилась? Задремала! Сколько времени прошло?»
Часов у нее нет. Какие могут быть часы у древнегреческой героини. На ней только туника, да и та порвана, на ногах сандалии, а в руке отвалившаяся брошь-застежка, которую она нашла под ногами. Поначалу она пыталась считать, чтобы контролировать время. Сбивалась. Кажется, досчитала до пяти тысяч.
«Сколько это минут? А часов? Когда наступит утро? Когда вернутся люди? Где вы? Спасите меня!»
— Я здесь! — собравшись с силами кричит Лариса. — Я здесь! Помогите!
В отчаянии она стучит металлической брошью по камню. С трудом сдерживает рыдания, чтобы прислушаться. Тишина. В ответ ни звука! И полная темнота, сколько глаза не таращи.
«Где все? Почему меня не ищут? Ведь я главная героиня! Антонио должен показать, где мы репетировали. Он сам отвел меня в это место. После того, как он ушел, я слышала чьи-то шаги. Меня мог заметить еще один человек. А если это вернулся Антонио? Он вечно сравнивал меня с какой-то Катрин, попрекал, хотел заменить на свою подружку. О боже! Антонио не станет меня искать. Он рад моему исчезновению».
Лариса плачет, слизывает соленые слезы и чувствует, что жутко хочет пить.
— Воды, воды, — шепчет она и рыдает от беспомощности.
Слезы быстро заканчиваются, организм экономит влагу. Лариса цепляется за любую мысль, чтобы приободрить себя.
«Тихон — вот, кто будет меня искать. Ему передали мою записку, и он вернулся в пансионат. Он обязательно меня найдет, расспросит всех и узнает, в каком месте я пропала. Тихон, пожалуйста, быстрее. Мне здесь страшно. Какое счастье — упасть в твои сильные руки».
Лариса представляет, как ужасно выглядит, и скрепляет брошью порванную тунику. Хотя бы так. Ее мысли уже не столь радужны.
«Тихон разберется, он непременно расспросит Антонио. Но если испанец будет молчать или соврет… Подлый Антонио умелый актер, ему ничего не стоит замаскировать любую ложь. Тихон, не верь ему!»
Рука Ларисы падает на землю. Она сидит на осыпи мелких камней, от них тянет холодом. Лариса встает, поднимает камень и швыряет его вверх, туда, откуда по ее понятиям она свалилась. Камень отскакивает, издавая звонкий стук. Лариса приободряется. Возможно, такой звук услышат.
Лариса пытается найти камень побольше. Разгребает мелкие, рука натыкается на что-то круглое и гладкое. Под ложечкой щекочет нечаянная радость.
«А если это черенок лопаты? Или еще какой-нибудь инструмент, брошенный туристами или, как там их — спелеологами! Они спускаются в пещеры с какими-то специальными ледорубами. Если у меня будет такой инструмент, я сделаю ступеньки, поднимусь и выберусь».
Лариса лихорадочно разбрасывает камни, цепляется обеими руками в находку, дергает и вытаскивает. Сердечко колотится с затаенной радостью, словно она видит путь к спасению.
«Что я нашла? Кирку или походную лопату?»
Пальцы ощупывают черенок, натыкаются на утолщение. Секунду девушка не верит очевидному. О ужас! Ее ладонь сжимает крупную кость с обломком сустава!
Лариса визжит, отбрасывает кость и быстро ковыляет вниз по осыпи камней. Ее руки тыкаются в стены, определяя направление. Она куда-то поворачивает, потом еще и еще раз. Она бредет по темной пещере, подгоняемая единственной мыслью: уйти подальше, как можно дальше от ужасной находки. Ее руки контролируют стены, забывая о свисающих сталактитах. При должной подсветке они удивительно красивы, а в темноте жутко опасны.
