— Я думала, я тебя окончательно достала, и ты решил меня послать, — с облегчением призналась я. — Я тебе звонила…
— Потом, — перебил меня блондин и указал на девушку. — Это Сага. Она мара.
Сага… Мара… Я запуталась.
— Извини, но, кажется, я не совсем поняла, как тебя зовут, — сообщила я ей. — Так как к тебе лучше обращаться, Сага или Мара?
Знакомая Макса скривилась.
— Vad i helvete…
[14]
К кому ты меня привел? — возмущенно поинтересовалась она у Макса.
Тот успокаивающе положил ей руку на плечо.
— Мара — это не имя, а видовая принадлежность, — объяснил он мне.
Ладно. Мне это, правда, ни о чем не говорило. Я заметила, что Макс как-то странно рассматривал меня, не решаясь продолжить.
— Ты сказала, что тебе не нужна защита, а нужна помощь, так? — наконец произнес он.
Я кивнула.
— На что ты готова, чтобы вернуть воспоминания? Наши взгляды встретились.
Зачем он спрашивал, если ответ ему был известен?
На всё.
Глава 8
Плата за воспоминания
Бывают планы хорошие и планы плохие. То, что этот был плохим — очень плохим, предельно плохим, — видела даже я. Но отступить? Для этого я была слишком… напугана. Упряма. И не могла же я развернуться и отказаться от своих слов?
— Ты уверена? — раз десять переспросил меня Макс в тот вечер; хотя он привел Сагу и познакомил нас, то, что мы с ней собирались сделать, нравилось ему еще меньше, чем мне.
На последние пять вопросов я только улыбалась. Что я могла ответить? Нет, я не была уверена. Было страшно, но к этому состоянию я в ГООУ успела привыкнуть. Человек действительно ко всему привыкает…
План был очень прост: воспользоваться помощью Максовой знакомой, хмурой и крайне недовольной шведки (скандинавка с кожей цвета карамели, черными волосами и темными миндалевидными глазами? Какой нетипичный типаж) и, по совместительству, мары. Как «кош-мары». Существа, садящегося по ночам на грудь человека и вызывающего дурные сны — и, должна признать, первый пункт описания смущал меня в данный момент определенно больше второго.
— Знаешь, если бы в комнате находился кто-то третий, он не смог бы не заметить гомоэротический подтекст, — глупо сообщила я потолку, который старательно рассматривала уже минут пять.
Не то чтобы, лежа на спине, можно было еще что-то увидеть. Если скосить глаза, в темноте можно было рассмотреть циферблат будильника, стоявшего на письменном столе, и компьютер, — но и всё.
— Заткнись, — рыкнула мара и щелкнула меня по носу остро заточенным ногтем. — Думаешь, мне это нравится?
Нет, я так не думала. Способности Саги попадали под тот же пункт правил, что и остальные виды ментального вмешательства, и находились в ГООУ под запретом. Поэтому и цену за то, чтобы найти в моей голове один-единственный конкретный кошмар и вытащить его наружу, она назвала мне соответствующую: две недели плохих снов. Я понятия не имела, зачем они были нужны скандинавке, но согласилась, несмотря на предупреждения Макса.
— Спасибо, — поблагодарила я Сагу, подозревая, что после сделать мне это не удастся.
— Я здесь только из-за Максена, — отрезала она.
Вторая ее ладонь лежала на том, что анатомический словарь называл fossa jugularis sternalis, или яремной ямкой. И ощущение это было не из приятных: словно не было ни тонкой пижамной ткани, ни кожи, и касалась мара непосредственно трахеи.
— Я знаю, — прежде чем уйти и оставить нас вдвоем, Макс упомянул, что мара перед ним в долгу и потому поможет вернуть мои воспоминания, — но все равно.
Сага приблизила ко мне свое лицо. В полумраке радужка в ее глазах казалась совсем черной и сливалась со зрачком.
— Пожалуй, никто еще не благодарил меня за кошмары, — криво улыбнулась она, — ты будешь первой.
И последней, подозревала я, потому что где еще вторая такая дура найдется.
Она придвинулась ближе, так, что ее глаза оказались прямо напротив моих, а ее дыхание чувствовалось на моих губах.
— А теперь спи, — велела она.
И я послушно провалилась в сон.
Выпивка в стакане дурманила голову гораздо сильнее, чем мне показалось сначала. Я не помнила, как пришла к тому костру. Монотонный стук барабанов отдавался болью в ушах и сливался в одном ритме с биением сердца, так что не отгадать было, где заканчивалась музыка и начиналась я сама. Вот где был остальной мир, я могла сказать: где-то далеко-далеко, за гранью восприятия. Я знала, что вокруг полно людей, я слышала их смех и речь, но сейчас они меня не волновали. Значение имели только огонь и барабаны, настойчиво звавшие меня к нему.
Почему я остановилась именно у этого костра? Маленький, сложенный в отдалении от других, он не пользовался большой популярностью. Никто не фотографировался на его фоне, не танцевал в его свете, мимо него проходили, не задерживаясь. Сквозь языки пламени можно было разглядеть женское лицо. Мраморное и лишенное выражения, холодное, как луна, висевшая сегодня слишком низко на небе. Перед огнем, на расчищенной земле, стояла корзина с букетиками из серо-зеленоватой травы. Я нагнулась к одному из них и принюхалась. Полынь.
Кажется, та странная девушка, доставшаяся мне в соседки, что-то говорила о подношениях богам. Я нахмурилась. Я не верила в богов, но отчего-то у меня создалось впечатление, что эта традиция (странная традиция для очень странного места) была важна. И, учитывая, что мне довелось сегодня пережить, если боги существовали, мне бы не помешала капелька их благословения. А это место ничем не хуже других подходило для внезапного приступа религиозности. Взвесив в руке букетик, я собралась кинуть его огню, но вместо этого сунула ладонь, в которой сжимала серебристые стебли, прямо в костер.
Воздух тотчас наполнился знакомым терпким запахом. Огонь довольно лизнул дар и пополз выше, обвивая мою руку. Пальцы. Запястье. Локоть. Больно не было, не было и жара. Только яркое оранжевое пламя, скрывавшее ладонь подобно перчатке. Я невольно залюбовалась — и испуганно отшатнулась прочь, когда поняла, на что смотрела.
— Аккуратно! — воскликнули позади меня, но затормозить я не успела и на всей скорости врезалась спиной в проходившего мимо парня.
На руку, которая должна была быть обожжена — но не была! — плеснулось красное вино, кровавыми каплями стекая к пальцам. Когда я на него налетела, парень нес выпивку для большой компании. Шесть пластиковых стаканов, содержимое которых кляксой Роршаха расползалось теперь по белой футболке, все еще были в его руках — и очень красивых руках, вынуждена была признать я. У него были удивительно тонкие для мужчины запястья, скрытые под кожаными браслетами с острыми шипами, узкие ладони и длинные, даже изящные пальцы, заканчивавшиеся сужавшимися к свободному краю ногтями. На секунду я почувствовала зависть: мне, чтобы сделать такую форму, требовался час с пилкой и зеркалом; ему она досталась от природы. Потом я перевела взгляд выше.
