Слушающие наш разговор товарищи не возражают. В том числе и Ефремов, хотя я высказал полностью надуманное предположение, не опирающееся ни на какую научную основу.
– Но чем мы так крепко обидели планету, после чего она нас вдруг люто возненавидела? – интересуется Ольга.
– Наука утверждает, что теперь ей это известно наверняка. – Я киваю на потрепанного и осунувшегося Ефремова. Похоже, нынешний горячий денек едва его не доконал, а ведь на дворе еще далеко не вечер. – Сегодня утром Лев Карлович уже заикался на сей счет, но тогда нас прервали багорщики. А тему он затронул весьма неординарную. По крайней мере, своим умом мы вряд ли пришли бы к таким парадоксальным выводам.
– Ага! – припоминает Миша. Вместе с покойным Кондратом он тоже участвовал в нашем утреннем разговоре у руин ЦУМа. – Лев Карлыч тогда сказал, что на Земле существуют две экологии: одна наша, а вторая правильная. И что, улучшая первую, мы, сами того не подозревая, уничтожаем вторую. Вот планета, зараза, нам за это и мстит. Так, кажется. Да, Лев Карлыч?
– Верно, Миша, – безрадостно бормочет академик, явно не расположенный к разговору. – И теории моей осталось жить очень недолго. Как и всем нам, уж извините за прямоту.
– Ну так поделитесь с нами напоследок своим новым эпохальным открытием, – просит Кленовская. – Или наша скромная аудитория кажется вам в научном плане недостаточно продвинутой?
– Да полноте, Ольга, не наговаривайте на меня напраслину, – отмахивается Ефремов. – Разве за ту неделю с лишним, какую мы друг друга знаем, я показался вам снобом или вел себя высокомерно? Просто очень жаль, что расшифрованная мной информация оказалась бесполезной и служит, увы, не во спасение человечества, а лишь для научной констатации факта его гибели. Все это время я корпел не над нашим целительным рецептом, а над банальным автонекрологом, читать который уже завтра будет совершенно некому… Поэтому придется ознакомить с ним вас, пока у меня есть такая возможность. Желаете знать, отчего умер пациент? Прекрасно! Если вкратце, оттого, что стал слишком шумным. Что ему в итоге, простите за грубость, и отрыгнулось.
– А может, все-таки поподробней, Лев Карлович, – настаивает Ольга. – Ведь даже Иоанн Богослов свой Апокалипсис не поленился на двадцать с лишним глав расписать. Вы же как-никак человек с ученой степенью, а значит, умеете говорить четко и внятно, не перегревая слушателям мозги цветастыми аллегориями.
– Раз просите подробностей, извольте их получить, – не возражает Ефремов, щеки коего вмиг розовеют, а в глазах появляется живой блеск. Верно подмечено, что когда одержимый человек седлает в разговоре своего любимого конька, то сразу молодеет лет на десять. А в случае с нашим академиком, пожалуй, на все двадцать, пусть поначалу он включается в беседу и без особой охоты. – Какую только гибель не пророчили человеческой цивилизации за всю ее историю и ученые, и религиозные кликуши, но ни один из них не предвидел, что нас погубит обыкновенный шум. Разве только ваш Богослов упоминал что-то про дующих в трубы ангелов, но проповедуемая им технология Конца Света чересчур запутана, многоступенчата и больше похожа на вычурную фантазию, нежели на правду. Для написания настоящего Апокалипсиса достаточно всего одной, максимум, двух глав, ибо в природе все гораздо рациональнее и логичнее. Как я уже упоминал, последней каплей, что переполнила чашу терпения старушки-Земли, стал переход человечества на дешевое и почти неиссякаемое водородное топливо. Тот экономический и промышленный рост, который сопутствовал нам вплоть до наступления Первого кризиса, был фатальной ошибкой нашей цивилизации…
– Погодите-ка! – восклицает Ольга. – Вы хотите сказать, все эти чертовы кризисы напрямую связаны с тем, что здесь сегодня творится?
– Безусловно! – соглашается академик. – Но давайте не будем перескакивать с пятого на десятое, а рассмотрим обсуждаемый нами вопрос по порядку. Дойдем и до кризисов, не переживайте. Итак, что такое шум и какова его опасность, все вы отлично осознаете. Чем он громче, тем, соответственно, разрушительнее. И не только для нас – представителей органических форм жизни, – но и для той силы, которая, как теперь доподлинно известно, скрывается в глубинных недрах нашей планеты. Можете называть ее как угодно, но я, если не возражаете, буду придерживаться своей терминологии.
– Да к чему нам новая-то, Лев Карлыч? По мне, так нормальное название: Душа Антея, – пожимает плечами Миша.
– Спасибо, Михаил, – кивает ему Ефремов и продолжает: – Как зародилась жизнь на поверхности планеты и каким путем шла наша эволюция, сейчас для нас не суть важно. А вот неуклонный рост шумового фона, который ее сопровождал и сопровождает по сей день – это и есть первопричина всех наших сегодняшних бед. Задумывались ли вы хоть раз над тем, каков суммарный шумовой фон производим мы, люди, ежесекундно? И в какой степени возрос он с тех пор, как наши предки научились ходить на двух конечностях? И как тихо станет на Земле, если все мы возьмем и поголовно сгинем?
– В природе полным-полно естественных источников мощнейших шумов, – замечаю я. – Вулканы, землетрясения, шторма и прочие буйства стихий, как наземных, так и подземных. Неужто наш вклад в этот звуковой хаос настолько велик, что Душа Антея решила взяться за наше тотальное истребление?
– К этому я, Тихон, и веду, – отвечает академик. – Пока мы оставались в пределах суши – то есть одной трети планеты, – она терпеливо сносила творимую нами какофонию. Но как только полтора миллиона наших геологоразведочных и рудодобывающих киберстанций стали использовать в качестве топлива морскую воду и взялись за освоение океанического дна, мы превысили предел терпения Души Антея. И это не считая множества других искусственных глубоководных объектов, как научно-исследовательских, так и промышленных. Вы небось слышали о том, что сегодня в Мировом океане не осталось такого места, где можно нырнуть и не услышать отзвуков ведущихся там и сям под водой работ. При этом мы не отравляем ее и бережно относимся к экосистеме дна. Да и шумим якобы не слишком сильно, раз даже рыба в конце концов привыкла к нам и уже не реагирует на нашу массированную экспансию в ее владения. А на поверхности моря и вовсе тишь да благодать, лишь суда дрейфуют в очереди к донным грузовым лифтам и самолеты снуют вокруг искусственных островов и мегаавианосцев. И с чего бы, спрашивается, Mantus sapiens на нас обижаться, правда? Однако если взглянуть на завоевание нами океана глобально, мы меньше чем за полвека заполонили две трети планеты новыми источниками шума. И теперь терзаем земную кору со всех сторон, денно и нощно даже не подозревая, во что это выльется.
– Но почему мы сумели привыкнуть к этому, а находящаяся глубоко под землей Душа Антея – нет? – любопытствует Миша. – У нее что, настолько чуткий слух?
– У всех подземных обитателей чувствительные уши, – ворчит Ольга. – Закон природы. Надо полагать, на разумную мантию он также распространяется.
– В принципе, да, пусть ее природа и разительно отличается от нашей, – не спорит Ефремов. – Чтобы объяснить мое видение именно этого нюанса, я проведу кое-какую аналогию. Конечно, она будет чересчур поверхностна, зато доходчива. Представьте себе, что вы живете в загородном доме, где на чердаке водятся мыши. Иногда на ваше жилище налетает штормовой ветер, иногда по окнам лупит дождь, иногда стены содрогаются от раскатов грома или трещат от мороза. Вы осознаете естественность и неизбежность подобных раздражителей и, несмотря на то, что порой они довольно сильны, воспринимаете их как само собой разумеющееся. И не обращаете поначалу внимания на мышей, пока тех мало и они ведут себя тихо. Но проходит время, они плодятся, и топот сотен их маленьких ножек начинает понемногу вас нервировать. Также вы слышите, как мыши прогрызают свои норы, точат зубы о складированные на чердаке вещи и периодически роняют их, пугая по ночам вас и ваших домочадцев. И пусть творимый грызунами шум и близко не сравним с раскатами грома и ревом бури, а в самом доме эти вредные иждивенцы пока не появляются, однажды вы все равно грохнете в сердцах кулаком по столу и объявите им беспощадную войну.
