— Тогда тем более, я никак не могу отвлекать вас. Ведь… — я запнулся.
Такие длинные мудреные предложения давались мне с трудом.
— Иди за чашкой. — фыркнул Оливье. — Общение с големом не идет тебе на пользу, мудришь много. Витиеватость не твой конек, крысеныш.
Евлампий попытался возмутиться, но я сбежал на камбуз и, ворвавшись внутрь, прислонился спиной к закрытой двери.
— Я не буду больше тебя спасать! Безумный оборотень! — закричал голем.
Я молчал, тяжело дыша.
— Ты чуть все не испортил. Это твой последний шанс!
Как мне не хотелось, возразить нечего.
— Ты не чувствовал, что пьянеешь? — вопил Евлампий.
Я задумался.
— Нет. — мирно сказал я.
— Он же специально… — продолжил голем и запнулся. — Как, нет?
— Я не пьянею, почти никогда. — ответил я.
— Правда? — удивился Евлампий. — Никогда о таком не слышал. Хотя, про попойки, устроенные оборотнями, тоже не доводилось.
— У нас не принято. — смущенно проговорил я.
— Замечательно! — вскрикнул голем. — Твои шансы больше, чем я думал. Ты можешь хлебать суп наравне с Оливье, но твоя голова останется ясной. Правильно?
— Наверное. — согласился я.
— Прекрасно. Бери чашку и возвращайся. — обрадовался Евлампий.
— А что это тебя вдруг так волнуют мои шансы? — заинтересовался я, вытаскивая из ящика подходящую для супа тарелку.
— Почему волнуют? — удивился голем. — Мы же с тобой связаны! Ты думаешь, меня устроит перспектива болтаться на шее мертвого оборотня лежащего на дне океана?
— Не думаю.
— Пока можешь не думать, главное потом начинай соображать, когда будешь уговаривать учителя. Давай повременим немного, пусть наедятся супа.
Прождав достаточно, чтобы по расчетам голема подгорный коньяк подействовал, я вышел на палубу. Все любители Мечты пирата расселись за столом, за которым я пробовал лилового стража.
— Я побывал во всех тридцати мирах, но раньше у меня не было такой прекрасной команды…
Мест за столом не осталось, но когда я подошел столешница удлинилась. Стол такой же заколдованный, как и все остальное на дядином корабле. Ну, кроме того черпака, которым мешали Мечту пирата. А может, и нет. Ковш тоже может быть волшебным. Кто его знает.
Я присел с краю, рядом с боцманом.
— Я рад. — продолжал дядя. — Рад, что теперь она у меня есть. Мы сотворим такое, о чем раньше и не помышляли!
— Страшно представить, что мы натворим. — пробормотал я себе под нос, к счастью никто меня не услышал, даже голем.
— После Изумрудного острова! — Оливье кивнул в сторону обезьян. — Как только я отдам дань уважения королю Дарвину. То соберу самых влиятельных, уважаемых персон и приготовлю Пир на весь мир. Это самое сложное блюдо и требует участия десяти поваров.
Чича вздохнул и, повернувшись ко мне, тихонько проговорил:
— Каждый раз одно и то же. Как выпьет, у него Пир на весь мир, все хорошие и замечательные, все его друзья.
— Так это же хорошо. — прошептал я в ответ.
— Чего хорошего-то? — удивился боцман. — Гонево сплошное. Он удавится до того, как устроит бесплатный прием на сто гостей. Тем более, надоело каждый раз об этом слушать.
— А как готовится Пир на весь мир? — заинтересовалась фея, глаза у нее блестели то ли от супа, то ли от обожания.
— О! Это не опишешь на словах! Слишком много ингредиентов, сложная последовательность приготовления.
— Понеслось. — пробухтел Чича. — Всем подъем, встаем на крыло! Пока еще соображаем чего-нибудь!
Летучие обезьяны недовольно забурчали, но подчинились. Оливье не заметил их сборов. Продолжая описывать рецепт Пира на весь мир, пока фея зачарованно смотрела на него.
Одного слушателя дяде хватает.
Боцман собрал обезьян, и они взлетели, взмахнув на прощание руками. Я несколько минут смотрел в темнеющее небо, пока их силуэты не растворились в вышине.
— А потом, снова слой телятины с соусом из измельченных кедровых орехов, поджаренных на оливковом масле и снова слой зелени. — рассказывал Оливье.
Людмила смотрела ему в глаза, но уже подперев голову руками.
— Еще немного и она уснет. — сообщил Евлампий очевидное.
— Этот слой надо промазать особенно густо, потому что на него укладывается тонкий слой теста и гнет.
Фея клевала носом, и я решил — пора. Встав, я взял дядину миску, по которой он скреб ложкой.
— Давайте я еще налью? — предложил я.
— Лей. — согласился он, закивав головой.
Я отошел к котлу, заодно наполнив и свою тарелку.
— Гнет должен быть тяжелым, чтобы пропитались все слои. Если хоть один слой не пропитается, Пир на весь мир будет испорчен. — продолжал свою лекцию Оливье.
Вернувшись к столу, я поставил миску. Сел рядом и примостил свою тарелку. Фея спала, склонив голову на руки. Она сопела и в такт вдоху за спиной дрожали прозрачные крылышки.
Оливье рассказывал ей про Пир на весь мир, пока я не сказал ему:
— Учитель, она спит.
— Да? — удивился дядя, склонившись над своей миской и, отпив Мечты пирата, пробормотал. — Устала бедняжка.
— Конечно, ей столько пришлось пережить. — скрипя сердцем, поддакнул я.
— Точно. — согласился он и отпил еще супа.
— Учитель? — начал я.
Слова не хотели подбираться, а тем более складываться в разумные предложения.
— Мне очень жаль. — подсказал голем.
Я махнул на него рукой.
Оливье оторвался от тарелки и посмотрел на меня мутным взглядом.
— Я правда хочу быть вашим учеником. — проговорил я. — Я понял это сегодня, когда резал морковь. Мне стыдно, что я хотел украсть символ свободы.
— Ничего. — мягко проговорил дядя. — Я утоплю тебя при переходе в Изумрудный остров, всегда хотел посмотреть, как это будет выглядеть.
— Пожалуйста, не надо. — попросил я.
— Да перестань. — отмахнулся дядя. — Я все понимаю, вы хотите свободы это естественно, но ведь за все надо платить. А за свободу, всегда приходится расплачиваться жизнью.
— Но вы не можете утопить своего крестника! — убежденно проговорил я.
Оливье вперился в меня водянистыми глазами.
— Конечно могу.
— Но вы мой крестный отец? — привел я последний довод.
— Конечно. — согласился он. — Я крестил тебя, твоего отца и деда. Я крестил вообще всех твоих родственников, и что? Я не могу их убить? Не говори глупостей. От вас не убудет!
