– Я посмотрю, что впереди, – и Шао Ху полез по склону одного из холмов.
Поднялся на вершину, туда, где торчал серый камень с гладкими, точно отполированными боками, и тут же бросился назад. А над холмом поднялась огромная голова, увенчанная копной рыжих волос, вспыхнули злым огнем два красных глаза, и сердитый рык прогремел над Нифльхеймом.
– Ждал в засаде, зараза, – Ивар поднял меч. – Ну, да поможет нам Один и прочие асы!
Чувствовал неимоверной силы облегчение – закончен дальний путь, не надо больше никуда идти, ни за кем гоняться, сейчас в схватке все решится, либо они победят и двинутся обратно, либо проиграют, и лишатся всех забот, свойственных живым.
Лишь бы только Гун-гун не струсил и не пустился в бега.
Но тот, похоже, не собирался отступать – голова поднялась выше, стали видны многочисленные руки.
– Ну вы наглы, черви, – пробормотал древний бог. – Сейчас я размажу вас по земле!
– Давай, иди сюда, – пригласил Ивар. – Двух твоих сыночков пришибли, и тебя прикончим.
Гун-гун пополз вперед, перевалил через холм, блики забегали по покрытым синей чешуей бокам. В раскрывшейся пасти, где убралась бы корова, со скрипом начали расти темные, почти черные зубы.
Ивар двинулся вправо, Рёгнвальд влево, чтобы использовать прием, принесший успех в схватке с Сян-лю, но нынешний противник был куда умнее, он не попер на рожон. Приостановился, а затем прыгнул вперед, словно атакующая гадюка, чтобы всей мощью обрушиться на конунга.
Тот отскочил, ударил мечом крест-накрест, застонал от боли в левом плече, что возникала при каждом движении.
– Получай! – крикнул Арнвид.
Что именно он сделал, Ивар не увидел, поскольку был слишком занят – рубил по тянувшимся к нему ручищам. Но полыхнуло ярко, светящаяся, крестообразная фигура встала над эрилем, и Гун-гун вздрогнул, в глазах появилась неуверенность, а движения замедлились.
«Шлем ужаса, – подумал Ивар. – Да, это должно действовать даже на богов…».
Ему удалось отрубить одну из рук, и хлынувшая из нее кровь-вода мгновенно замерзла, обратилась ледяными иглами. Но почти тут же страшно вскрикнул Рёгнвальд, и, глянув в его сторону, конунг увидел, как Волк медленно падает назад, а вместо лица у него кровавое месиво.
Шао Ху выхватил меч из руки поверженного викинга, понял, что голыми руками тут не обойдешься.
– Шакьямуни простит, – сказал он, и яростно замахал клинком.
Еще одна конечность оказалась перерублена, и Гун-гун закричал от боли, вздрогнул всем телом. Кари в очередной раз обрушил палицу, способную крушить скалы, и закрыться от этого удара древний бог не сумел.
Лицо его вмялось, точно щит из фольги, сбоку подбежал Арнвид, принялся тыкать мечом.
– Одину слава! – выдавил Ивар, понимая, что сейчас нужно наступать, давить, что другого такого шанса может не быть, но рука с трудом поднимала клинок, ранее такой легкий, а ноги дрожали.
Он все же сумел ударить, раз, другой, оставил длинную рану на боку Гун-гуна.
Тот отползал, дергался, бестолково размахивал руками, рыжие волосы колыхались над изуродованным лицом, словно водоросли над подводной скалой. Кровь текла потоками, застывала, ледышки летели во все стороны, треск стоял такой, будто дюжина медведей драла чешую с крупной рыбы.
Похожая на бревно ручища шарахнула Ивара в бок, но он устоял, ударил в ответ, и от собственного выпада едва не свалился.
– Сгинь! Сгинь! – вопил Нефритовая Жаба, в этот момент менее всего похожий на даоса, дико оскалившись, он лупил остатками своего посоха, изрыгал то ли заклятия, то ли ругательства.
Грудь Кари тяжело вздымалась, рубаха на груди едва не трещала, палицу поднимал медленно.
– Я еще не… – пробулькал Гун-гун, и тут второй удар обрушился на его лицо, смял в кровавую кашу.
Посыпались обломки темно-синих зубов.
Ивар поскользнулся на одном, едва не упал, и свалился бы, не подхвати его под руку Арнвид.
– Похоже, мы преуспели, – сказал Арнвид, глядя как Шао Ху с ловкостью хорошего повара вырезает дырки в боку Гун-гуна, как целыми пластами опадает толстая, в палец, чешуя.
Змеиное тело оплывало, теряло форму, уцелевшие руки превращались в дым.
– Не могу поверить, что мы так просто убили бога, – проговорил Ивар, – это было легче, чем с его сыновьями…
Очередной удар Кари пришелся в пустоту, и берсерк упал вперед, всем телом хлюпнулся в снежную кашу. Шао Ху опустил меч, весь в синих и белых потеках, на лице его возникло озадаченное выражение.
– Что-то тут не то и не так… – сказал Нефритовая Жаба, чей халат был мокрым, как после стирки.
Кари поднялся, отряхнулся, словно выбравшийся из лужи щенок.
Земля вздрогнула, ближайший айсберг пошел трещинами, с его вершины сошла небольшая лавина. Ивар отступил, поднял меч, Арнвид завертел головой, лупая глазами, словно исхудавшая и облысевшая сова.
– Вот, я же говорил… – протянул Нефритовая Жаба, когда на месте, где лежал труп Гун-гуна, заклубился серый туман, пряди его поползли в стороны, твердея на глазах, обретая плотность.
Хлюпнул сырой снег, заблестела свежая, без проломов и трещин, чешуя цвета вечернего моря. Оформилась башка с пивной котел, на макушке закурчавились, поползли в стороны рыжие пряди.
– О нет… неужели все зря? – в отчаянии вопросил Ивар.
– Нет, нет… – прошептал эриль, то ли не соглашаясь, то ли не веря в реальность происходящего.
Новый, возрожденный Гун-гун был немного меньше старого, в нем не чувствовалось прежней мощи. Но и того, что оставалось, хватило бы на небольшую дружину, а дракона, попадись он в лапы древнему водяному богу, разорвал бы пополам, словно жабу.
– Умрете! – проревел Гун-гун, и ударил хвостом так, что снег взвился столбом.
– Что делать? – вопросил Ивар, пытаясь покрепче сжать рукоять меча – та намокла от пота, выскальзывала из ослабевших пальцев. – Убивать до тех пор, пока он не устанет воскресать?
– Надо его обездвижить! – воскликнул Нефритовая Жаба. – Если он не будет шевелиться, то замерзнет и заснет!
– Обездвижить! Легко сказать, но как сделать? – Шао Ху вздохнул, ушел от мощного удара.
Ивар сделал выпад, кольнул большой палец самой шустрой из доброй сотни рук. Заметил на физиономии Гун-гуна довольную усмешку, в сердце полыхнула ярость, и тут выяснилось, что в измученном теле остались силы.
Зарычав, конунг прыгнул вперед, в этот момент он совершенно забыл о защите, о том, что может погибнуть тут, в Нифльхейме, и никто в Северных Землях, ни жена, ни дети, ни скальды, что превозносят славу павших, не узнают, как и где пал Ивар по прозвищу Ловкач…
Он рубил, как мог, не обращая внимания на то, что ноги скользят по слизи, одежда намокла, а в лицо брызжет соленой влагой. Меч казался продолжением руки, и он успевал всюду – спереди и с боков, и сверху, откуда время от времени падали тяжелые удары.
