– С госпожой Зинкиной вы, полагаю, знакомы?.. – спросил Брунов, глядя на Геннадия.
Мария Ивановна вполне правдоподобно изобразила недоумение.
– С кем? Впервые вижу этих женщин.
– Правда? – с издевкой поинтересовалась Зинкина. – Неужто забыла, как денег мне на похороны несчастного Артема, которого вместо твоего сына, Геннадия, убийцей объявила, не дала?
– Вау! – подскочила Флора. – Вау! Генка кого-то жизни лишил? Вот это ваще! Ну просто! Ни фига себе!
Геннадий Борисович встал.
– Не намерен выслушивать бред ненормальной.
– Вы забыли, как в подъезде своего дома убили Лауру Кукасян? – спросила я.
– Вау! Вау! – не могла успокоиться Флора.
– С ума сошла? – заорал старший Демидов. – Мать! Пошли отсюда. Хочет Васильевна на нас в суд подавать? На здоровье!
Мария Ивановна не пошевелилась.
– Правильно, госпожа Демидова-старшая, – одобрил Виктор пожилую даму, – вы умная женщина, сразу сообразили: если Дарья выдвигает такое обвинение, следовательно, она что-то знает. Есть свидетель, который видел, как ваш сын убил Кукасян, а до того он же слышал разговор Лауры и Геннадия.
Я решила вступить в беседу.
– Помните ваш старый дом, из которого вы уехали почти сразу после задержания преступника? Здание было старым, в нем имелся подвал, где в убогой квартирке жила Светлана Зинкина со своим братом Артемом, психически больным парнем. А еще в вашем подъезде была крохотная каморка у лифта. Припоминаете?
– Обычное парадное, – стараясь казаться равнодушной, произнесла Мария Ивановна. – Таких в городе миллион. Ничего особенного.
– Да нет, – возразила я. – В Москве тех лет здания с жилым подвалом и помещением для консьержки встречались не так часто. Столица СССР была застроена в основном блочными башнями и пятиэтажками.
– У нас никогда не было лифтера, – буркнула старшая Демидова.
– Но тот чуланчик, где предполагалось его разместить, существовал, – уточнила я. – Он был заперт на ключ.
– Верно, – неожиданно подтвердил мои слова Геннадий, – замок висел, иначе пьяницы могли в парадной распивочную устроить, неподалеку продовольственный магазин вино-водочной продукцией торговал.
– Отлично, – кивнула я. – И Мария Ивановна, и ее старший сын вспомнили про каморку. А вы, Михаил?
Младший брат пожал плечами:
– Давно это было, мы из того дома уехали, когда я еще в школу ходил.
– Вы были старшеклассником, – напомнила я.
Миша поморщился.
– И поэтому обязан всю жизнь помнить интерьер грязного подъезда?
– Значит, забыли, – вздохнула я.
– Да, и ничего страшного в этом нет, – ответил модельер.
– А вот Вика Федорова, несмотря на прошедшие годы, отлично помнила, что случилось в том парадном, – подал голос Виктор. – Галина, можете рассказать?
Старшая сестра светской львицы кашлянула, прочищая горло.
– Все вокруг считали Викторию баснословно богатой, и она старательно поддерживала имидж дамы, не считающей денег. Она такой всегда была. В студенческие годы могла полкурса в кафе отвести, счет оплатить, большие чаевые оставить. У самой в кармане пшик, но приятелям демонстрировала, что в деньгах купается. Зачем? Она мне часто говорила: «Главное – не быть, а казаться. Если ты нищая, жди толчков, оплеух, а коли богатая, народ приседать и кланяться станет». Чтобы пыль в глаза пустить, Виктория на все согласна была. Когда ей на пути олигарх Федоров встретился, сестра мне заявила: «Он противный дятел. Но с огромным состоянием. Умру, но отхвачу себе кусок. И мы с ним однофамильцы, это знак свыше, документы менять не надо».
Разведясь с мужем, Вика наврала журналистам и приятелям, что отсудила у него половину состояния, но на самом деле ей не так уж много досталось. Сестра тратила намного больше, чем получала, влезла в долги. Я знала, как она живет, Виктория приезжала ко мне и откровенно рассказывала о своих проблемах. Я хотела ей помочь, но как? Денежных запасов не имею, бриллиантов-изумрудов в загашнике не храню. Самая большая моя драгоценность – золотой нательный крест да иконы намоленные. Лет пять назад Вика в депрессию впала, приехала в гости, краше в гроб кладут, плакала навзрыд. У нее один банк за долги дом отобрать хотел, сестра пыталась в другом месте кредит взять, но там проверили ее историю и отказали. Рыдала она страшно, причитала сквозь слезы:
«Домработница ушла, шофер пригрозил на меня в суд за невыплату зарплаты подать. В четверг день рождения Нюси Снежиной, мне нужно новое платье, а где его взять? У меня долги во всех бутиках».
Уехала Вика в тот день чернее тучи. Через месяц появилась, и я ее не узнала. Веселая, в новом пальто, прикатила на роскошной машине, навезла мне деликатесов, платок кашемировый подарила, развернула его, на этикетку показывает:
«Смотри, сделано Лорой Пиано, дороже ее шалей нет».
Ну, мне-то все равно, кто и где шаль смастерил, главное, качество хорошее, цвет мой любимый, темно-синий, но Вике все эти знаки фирменные крайне важны были. Любопытно мне стало, я спросила:
«Вижу, жизнь наладилась. Неужели ты замуж собралась? Нашелся богатый жених?»
Она рукой махнула:
«Ну их, мужиков! Сама заработала».
Вот уж странно! Вика на службу не ходила, всегда стрекозой летала. Начала я ее расспрашивать. Сестра мне всегда откровенно о своих делах докладывала. И в тот раз не постеснялась. Оказывается, она взяла напрокат платье и поехала на день рождения к Снежиной. Когда в туалет захотелось, Викуля не пошла в сортир для гостей, на вечеринке несколько сотен человек было. А моя сестра брезгливая. Она решила хозяйским санузлом воспользоваться, благо не впервые у Нюси оказалась, отлично знала, где в доме что находится. Дверь в покои хозяйки была не заперта, в спальне на столике обнаружились открытые шкатулки, Нюся явно выбирала, какие драгоценности надеть. Вика увидела роскошное ожерелье и… украла его.
– Дрянь, – произнесла Мария Ивановна.
– Очень плохой поступок, – вздохнула Галина. – И самое нехорошее, что с того дня Виктория начала разбойничать в гостях и привлекла к делу тогда совсем маленькую, ей то ли десять, то ли девять лет было, Катю. Мать затевала на вечеринке скандал, гости и прислуга отвлекались на нее, а Катя шла туда, где хранилась намеченная к похищению вещь. Мать и дочь действовали слаженно, сначала они намечали предмет для кражи, потом выясняли, где он хранится в доме, и вперед. У Катерины был набор отмычек, она им умело пользовалась и, становясь старше, в искусстве разбоя совершенствовалась. Долго они грабили, не попадались, да сколько веревочке ни виться, а конец будет. Катерина украла в доме банкира Прилепина брошь, которую тот своей матери подарил. В момент кражи в спальню сам хозяин ввалился, девочку схватил, а та расплакалась: «Мне мама велела вас обокрасть». Хитрая лиса. Решила на родительницу все взвалить, самой сухой из воды вылезти. Да не на того напала. Прилепин велел Вику привести и сказал:
