Когда они — первые жильцы — приехали в высотку, оба решили, что квартира станет только временным пристанищем; как только они найдут дом в Лондоне, тут же переедут. Но Ройял заметил, что откладывает любое решение по поводу отъезда. Его заинтриговала жизнь в этом вертикальном поселке. Будучи первым жильцом и обладателем лучшей и самой высокой квартиры, он чувствовал себя феодалом, властителем поместья — это звание он позаимствовал из книг Анны, хотя оно ему и не нравилось. Его чувство физического превосходства — недаром он был чемпионом по теннису, пусть всего лишь в младшей любительской лиге — с годами неизбежно ослабело, но здесь оно немного окрепло из-за присутствия стольких людей прямо под ним, на чьих скромных жилищах надежно покоилось его собственное.
Даже после аварии, когда ему пришлось продать свою долю в консорциуме и отправиться на кресле-каталке в пентхаус, он ощущал это обновленное физическое превосходство. Долгие месяцы выздоровления, пока затягивались раны, каждый новый жилец ассоциировался с его крепнущими мышцами и сухожилиями, обновленными рефлексами; каждый вносил невидимый вклад в здоровье Ройяла.
А вот Анну, наоборот, непрерывный приток новых жильцов раздражал. Квартира радовала ее, пока они были в высотке одни — ей казалось, никого больше и не будет. Она каталась в лифтах, словно в богато украшенных кабинках частного фуникулера, плавала в одиночестве в чистых водах обоих бассейнов и бродила по торговому центру, пользовалась собственными банком, парикмахерской и супермаркетом. К тому времени, как последние из двух тысяч жильцов заняли свое место внизу, Анне уже не терпелось уехать.
Ройяла тянуло к новым соседям, образчикам пуританского отношения к труду. В свою очередь, он знал от Анны, что соседи считают его загадочным нелюдимым типом, жертвой автокатастрофы, живущим в кресле-каталке на крыше высотки, с богатой женой вдвое моложе себя. Несмотря на символическую кастрацию, Ройяла все равно считали хранителем ключа от здания. Его лоб в шрамах и хромированная трость, любимая белая куртка, в которой он был похож на мишень, — все это казалось элементами секретного кода, воплощавшего в себе реальные отношения архитектора громадного здания с беспокойными жильцами. Даже неизбежные надвигающиеся измены Анны включались в систему парадоксов, ласкающих любовь Ройяла к «играм», где можно рискнуть всем и не потерять ничего.
Ройяла интересовало, как реагируют на события соседи, особенно Ричард Уайлдер, готовый взбираться на Эверест, вооруженный лишь раздражением, что гора выше его; или доктор Лэйнг, торчащий на балконе целыми днями, воображая, что совсем отделился от высотки, хотя он-то и есть чуть ли не самый реальный житель. По крайней мере, Лэйнг знает свое место и придерживается его; а Уайлдеру три ночи назад пришлось преподать короткий, но жестокий урок.
Размышляя о вторжении Уайлдера — всего об одной из попыток людей снизу пробиться в верхние квартиры, — Ройял вышел из спальни и проверил засовы на входной двери.
Анна показала на три портфеля мужа.
— Это все, что ты берешь?
— Пока все. Потом вернусь, если понадобится.
— Вернешься? Зачем тебе? Может, и вовсе останешься?
Скорее для себя, чем для жены, Ройял сказал:
— Первым пришел, последним ушел…
— Это шутка?
— Разумеется, нет.
Анна положила ладонь ему на грудь, словно ища старую рану.
— Ты же знаешь, что все кончилось. Извини, дом не получился.
— Может быть… — Ройял с горечью принял ее сочувствие.
Со стороны жизнь в доме казалась вполне нормальной — большинство жителей каждый день отправлялись на работу, супермаркет был открыт, работали банк и парикмахерская. На самом деле атмосфера внутри высотки напоминала хрупкое сосуществование трех военных лагерей. Произошло укрепление позиций, и контакты между высшим, средним и низшим уровнями практически свелись к нулю. В первой половине дня еще удавалось передвигаться по дому, после обеда это было труднее, а к сумеркам любое передвижение становилось невозможным. Банк и супермаркет закрывались в три часа. Начальная школа переехала из разгромленных классов в квартиры на 7-м этаже. Выше 10-го этажа ребенка можно было встретить разве что в саду скульптур, в который Ройял вложил столько заботы. Бассейн на 10-м превратился в полупустую яму с желтой грязной водой. Один из залов для сквоша закрыли, остальные три были завалены мусором и поломанной школьной мебелью. Из двадцати лифтов три не работали совсем, а остальные к вечеру превращались в частные лайнеры враждующих групп, успевших их захватить. Пять этажей остались без электричества; ночью фасад высотки прорезали темные полосы — как отключенные участки угасающего мозга.
К счастью для Ройяла и его соседей, на верхних этажах условия ухудшались не так стремительно. Ресторан прекратил работу по вечерам, но получить какой-никакой обед удавалось каждый день — в те несколько часов, когда сократившийся персонал имел возможность входить и выходить. Однако два официанта уже уволились, и Ройял подозревал, что за ними скоро последуют шеф-повар с женой. Хотя бассейн на 35-м этаже функционировал, уровень воды существенно снизился, — подача воды зависела от электрических насосов и капризов водяных баков на крыше.
Из окна гостиной открывался вид на стоянку. Многие автомобили не трогались с места неделями — лобовые стекла выбиты, салоны завалены мусором; присев на спущенных шинах, машины терялись в море отходов, раскинувшемся вокруг дома.
Иногда Ройялу казалось, что люди ждут, пока все станет еще хуже. Он заметил, что негодующие жильцы перестали осаждать офис управляющего. Даже соседи по верхнему этажу, которые в первые дни чуть что мчались жаловаться, теперь затихли. В отсутствие управляющего, который отлеживался с нервным срывом в своей квартире на цокольном этаже, оскудевший штат (жена звукооператора со 2-го этажа и жена первой скрипки с 3-го) держал героическую оборону за стойкой в вестибюле, не обращая внимания на деградацию, полным ходом идущую у них над головой.
Ройял недоумевал: почему жители ответили высотке преувеличенной грубостью, намеренно портили лифты и кондиционеры, перегружали электросеть? Такое безразличие к собственным удобствам означало сдвиг системы ценностей, а возможно, и появление нового социального и психологического порядка. Вспомнилось нападение на Уайлдера, который радостно смеялся над группой «физкультурников» — педиатров и ученых.
Ройял прошел мимо зачехленной мебели, поднял трость и рубанул затхлый воздух — так же точно он ударил тогда Уайлдера. В любой момент может появиться батальон полицейских и уволочь всех в ближайшую кутузку. Или нет? Жителям была на руку самодостаточная природа высотки — этого саморегулируемого анклава среди частных владений жилого комплекса. Управляющий и его штат, почти все работники супермаркета, банка и парикмахерского салона сами жили в высотке; несколько пришлых сбежали или были уволены.
Несмотря на растущий вокруг хаос, жильцы все меньше интересовались внешним миром. Тюки неразобранной почты лежали в вестибюле. Разбитые машины были прикрыты строительными материалами, деревянными поддонами и кучами песка. Словно в поддержку молчаливого заговора с целью отгородиться от внешнего мира, в высотку не приезжали гости. Ройял и Анна уже несколько месяцев никого к себе не приглашали.
