Позвонила Джейн Шеридан, лучшая подруга Анны, и пришла, чтобы помочь в сборах. Две женщины переправляли одно за другим вечерние платья из гардероба в сундуки, при этом возвращая ненужные рубашки и брюки обратно на полки. Со стороны невозможно было понять — укладываются они перед отъездом или распаковываются по прибытии.
— Анна! Ты приехала или уезжаешь? — спросил Ройял. — Похоже, мы не уложимся до вечера.
Анна беспомощно развела руками.
— Это все из-за кондиционеров — я просто не соображаю.
— Вам все равно сейчас не выбраться, — сказала Джейн. — Мы тут взаперти, насколько я понимаю. Всеми лифтами управляют другие этажи.
— Что? Ты слышишь? — сердито набросилась Анна на Ройяла, словно подобное рейдерство стало следствием неудачного проектирования лифтовых холлов. — Ладно, поедем завтра — прямо с утра. Но как быть с едой? Ресторан закрыт.
Дома они никогда не питались — Анна презирала бесконечные хлопоты соседей по приготовлению пищи. В холодильнике хранилась только собачья еда.
Ройял посмотрел на себя в зеркало, поправил белую куртку. В угасающем свете его отражение было бледным, как призрак, или как освещенный труп.
— Придумаем что-нибудь.
Забавный ответ, отметил про себя Ройял, словно есть источники пищи помимо супермаркета. Джейн Шеридан успокаивающе улыбнулась. Он взял на себя заботы об этой милой молодой женщине после смерти ее афганской борзой.
— Примерно через час освободятся лифты. Поедем в супермаркет.
А еще, подумал он, надо выгулять на крыше овчарку.
Анна начала разбирать полупустые чемоданы. Она сама не сознавала, что делает, словно большая часть мозга отключилась. Сколько бы она ни жаловалась мужу, она никогда не звонила управляющему — считала, что это недостойно? — и не жаловалась друзьям за пределами высотки.
Ройял заметил, что вилка ее прикроватного телефона выдернута из розетки, и кабель аккуратно намотан на трубку.
Пройдя по квартире, прежде чем идти искать собаку, он увидел, что три остальных телефона — в прихожей, гостиной и кухне — тоже отключены. Ройял понял, почему уже неделю не получал звонков из внешнего мира, и почувствовал спокойствие, зная, что их не будет и впредь. Он уже догадался, что, несмотря на все заявления, они не уедут завтра утром. Не уедут вообще никогда.
8. ХИЩНЫЕ ПТИЦЫ
В открытое окно пентхауса Ройял смотрел на громадных птиц, которые собирались на оголовке шахты лифта. Незнакомые виды чаек месяц назад прилетели с реки и скопились между вентиляционными шахтами и водяными баками, наполнили проходы пустынного сада скульптур. Ройял наблюдал их появление, сидя в кресле-каталке на личной террасе. Потом, когда установили тренажер, птицы неуклюже бродили вокруг, пока Ройял занимался. Видимо, их привлекала белая куртка и светлые волосы — близкие по тону к их яркому оперению. Возможно, они принимали Ройяла за своего — за старого хромого альбатроса, нашедшего убежище на крыше недалеко от реки…
Стеклянная дверь распахнулась в вечерний воздух, и овчарка унеслась. Лето кончилось, и редко кто поднимался на крышу. Обрывок заляпанного дождем тента для коктейльной вечеринки валялся в желобе у перил. Чайки, сложив тяжелые крылья, важно бродили среди сырных палочек, рассыпавшихся из коробки.
Ройял вышел на крышу. Ему нравились враждебные взгляды птиц; предчувствие вновь нарождающегося варварства нависало над перевернутыми креслами и развесистыми пальмами, над брошенной парой дорогих солнечных очков — из оправы были выковыряны бриллианты. Когда Ройял приблизился, несколько чаек снялись в воздух и нырнули вниз, чтобы поймать крошки, брошенные с балкона в десяти этажах внизу. Птицы питались тем, что скидывали на автостоянку, но Ройялу нравилось думать, что их тянет на крышу то же, что и его самого, что они прилетели сюда из какого-то древнего мира, привлеченные грядущим священным насилием. Боясь, что птицы улетят, Ройял часто приносил им корм, словно хотел убедить, что ожидание того стоит.
Он отодвинул проржавевшую калитку сада скульптур, достал из решетчатого декоративного светильника пачку сухого корма, предназначенного, в общем-то, для овчарки, и начал рассыпать хлопья по бетонным дорожкам и под скульптурами. Разработка сада принесла ему особое удовлетворение, и он жалел, что дети больше сюда не приходят. Хотя бы птицам сад доступен. Чайки неотступно следовали за Ройялом, чуть не выбивая сильными крыльями коробку с хлопьями из его рук.
Ройял всегда мечтал о собственном зоопарке: полдюжины крупных кошачьих, а главное — необъятный вольер со всеми видами птиц. Годами он рисовал наброски зоопарка, некоторые — по иронии — напоминали высотку.
Вымокший труп сиамской кошки лежал в желобе там, где настигли ее птицы. Несчастное животное, убежав из квартиры, долго карабкалось по вентиляционной шахте, чтобы окунуться в свет дня. Рядом с кошкой лежал скелет чайки. Ройял поднял неожиданно тяжелый скелет и сильным толчком запустил далеко в воздух. Скелет понесся к земле в крутом пике и взорвался белой бомбой на капоте припаркованной машины.
Никто этого не видел, да и Ройялу было все равно. Как ни интересовало его поведение жильцов, он все-таки смотрел на них свысока. Пять лет брака с Анной не прошли бесследно. Приходилось признать, что он презирает своих соседей уже за то, что они охотно приспособились к отведенным ячейкам многоквартирного дома, за отсутствие индивидуальности.
Прежде всего, он презирал их хороший вкус. Высотка была памятником хорошему вкусу, хорошо продуманной кухне, утонченной отделке, элитной бытовой технике, элегантной, но не крикливой мебели — короче говоря, всему эстетическому чувству, которое профессионалы усвоили в школах промышленного дизайна и утвердили в лучших схемах интерьера к последней четверти двадцатого века. В гостях у соседей Ройяла буквально тошнило от очертаний выигравшей конкурс кофеварки, от просчитанной цветовой гаммы, от хорошего вкуса и интеллигентности, которая, как Мидас, превращала все в квартирах в безупречный союз функции и дизайна. В каком-то смысле эти люди были авангардом благополучного и высокообразованного пролетариата будущего, запертого в дорогих квартирах с элегантной мебелью — и не имеющего возможности сбежать. Ройял много отдал бы за вульгарное украшение на каминной полке, за не белоснежный унитаз, за одну искру надежды… Слава богу, они начали рваться прочь из своей отороченной мехом роскошной тюрьмы.
Мокрый от дождя бетон уходил в вечерний туман. Овчарка куда-то пропала. Чайки, сидя на оголовках вентиляционных и лифтовых шахт, смотрели необычайно внимательными глазами. Подумав, что они, возможно, пообедали собакой, Ройял отшвырнул ногой перевернутое кресло и направился к лестнице, громко подзывая пса.
В десяти футах от личной террасы, у перил с южного края крыши, женщина средних лет куталась в длинное меховое пальто и смотрела через здания комплекса на серебристую спину реки. Три лихтера тянулись за буксиром против течения; полицейский катер шел вдоль северного берега.
