Днем Уайлдер проводил несколько часов с Хелен и сыновьями на 2-м этаже, стараясь подбодрить жену, от которой все больше отдалялся. Рано или поздно он уйдет навсегда. По вечерам, когда он возобновлял восхождение, Хелен немного оживлялась и даже говорила с ним о его работе в телестудии — о программах, над которыми он работал несколько лет назад. Прошлым вечером, когда Уайлдер собрался идти, успокаивая сыновей и проверяя запоры на двери, Хелен вдруг обняла его, словно хотела остановить. Мышцы на ее худом лице нервно задрожали, как будто внутри пытались встать на место детали замка с секретом.
К удивлению Уайлдера, войдя в квартиру и пробравшись по коридору между баррикадой и мусорными мешками, он обнаружил жену в состоянии радостного возбуждения. Хелен с группой домохозяек отмечала небольшую победу. Две молодые женщины с 7-го этажа, бывшие учительницы в начальной школе, решили возобновить занятия. По тому, какими мрачными взглядами они смотрели на группу добровольцев из трех пап, заслонявших женщин от дверей, Уайлдер понял, что им пришлось пережить жестокое похищение.
Пока Уайлдер готовил ужин из последних консервов, Хелен сидела у кухонного стола; ее белые руки метались, как испуганные птицы в клетке.
— Просто не верится — я на какое-то время освобожусь от мальчиков.
— А где будут занятия?
— Здесь, у нас — завтра и послезавтра.
— Но тогда ты вовсе не будешь свободна от мальчиков… Впрочем, хоть что-то.
Уайлдер спрашивал себя, сможет ли Хелен бросить детей. Она только об этом и думала. Играя с сыновьями, Уайлдер всерьез раздумывал, не взять ли их с собой наверх. Он смотрел, как Хелен пытается прибраться в квартире — гостиная была разграблена во время налета. Пока Хелен с сыновьями укрывалась у соседей, налетчики переломали мебель, практически полностью уничтожили кухню. Хелен принесла поломанные стулья из столовой и выставила в ряд перед страдающим переломом столешницы столом Уайлдера. Перекошенные стулья опирались друг на друга, представляя дикую пародию на школьный класс.
Уайлдер даже не пытался помочь. Иногда ему казалось, что жена нарочно изнуряет себя и что синяки на запястьях и коленях были частью сложной системы намеренного самоистязания, попыткой отвоевать мужа; каждый день, возвращаясь домой, он был почти уверен, что найдет ее в инвалидном кресле со сломанными ногами и повязкой на бритой голове, решившейся на последний отчаянный шаг — лоботомию.
Почему он возвращался? Единственной его целью было бросить Хелен; избавиться от тяги возвращаться каждый вечер в квартиру и от любых обветшалых связей с собственным детством. Расставшись с Хелен, он отключится от всей системы подростковых запретов, от которой пытался освободиться с юности. Даже его агрессивное распутство было частью той же попытки отринуть прошлое, хотя Хелен своим безразличием сводила эту попытку на нет. Впрочем, в конце концов именно его романы подготовили почву для восхождения на высотку, создали опоры, которые помогут ему взобраться на крышу по телам былых любовниц.
Уайлдеру претило всерьез заниматься состоянием жены или жизнью ее соседей-неудачников. Нижние этажи обречены. Сама настойчивая идея учить детей — последний рефлекс любой угнетаемой группы, готовой сдаться, — говорила о том, что сопротивление на исходе. Хелен теперь даже соглашалась на помощь группы женщин с 29-го этажа. Во время дневного затишья детская писательница и ее прислужницы обходили дом, предлагая помощь брошенным и одиноким женщинам.
Уайлдер зашел в спальню к сыновьям. Они стреляли по пустым мискам из пластиковых пистолетов и обрадовались, увидев отца. Мальчики были одеты в детские камуфляжные костюмы парашютистов и жестяные каски. Уайлдер машинально отметил, что форма неправильная; в свете надвигающихся событий правильная военная униформа в высотке — деловой костюм брокера, портфель и шляпа.
Мальчики хотели есть. Позвав Хелен, Уайлдер вернулся на кухню. Жена стояла на коленях у электроплиты. Дверца духовки была открыта, и Уайлдеру вдруг показалось, что Хелен пытается спрятать свое маленькое тело в духовке — а может, саму себя приготовить, как прощальный дар семье.
— Хелен… — Он нагнулся к жене, поразившись крохотности ее тела — горстке косточек под бледной кожей. — Господи, даты просто…
— Все в порядке, я потом поем. — Хелен отстранилась и начала бездумно скрести пригоревший жир на дне духовки.
Глядя на скрюченную у его ног жену, Уайлдер сообразил, что у нее бывают голодные обмороки. Он позволил ей облокотиться на плиту и обвел взглядом пустые полки.
— Подожди тут, я схожу в супермаркет, куплю что-нибудь поесть. Почему ты не сказала, что голодаешь?
— Ричард, я тысячу раз говорила.
Она с пола наблюдала, как он ищет у нее в сумке деньги — свои в последнее время были Уайлдеру ни к чему. Он даже не обналичил последний зарплатный чек.
Заперев за собой дверь, Уайлдер отправился на поиски пищи и воды. Во время дневного перемирия жильцам нижней секции дома еще был доступен путь до супермаркета на 10-м этаже. Почти все лестницы перегораживали прочные баррикады — гостиные гарнитуры, обеденные столы и стиральные машины громоздились от ступеней до потолка. Больше дюжины лифтов из двадцати не работали. Остальные работали с перебоями, по прихоти любого властного клана.
В холле Уайлдер осторожно заглянул в пустые шахты. Куски металлических перил и водопроводных труб, перегораживающих шахты, как стопоры, чтобы не дать лифтам проехать, сами образовывали своего рода лестницу.
Стены были исписаны лозунгами и непристойностями, списки жильцов превратились в безумные каталоги. У дверей холла четкий указатель в военном стиле обозначал единственную безопасную лестницу, которой можно пользоваться ранним утром и в комендантский час — на протяжении трех часов.
Уайлдер поднял камеру и поглядел на знак через видоискатель. Отличный получится начальный кадр. Уайлдер по-прежнему был убежден, что необходимо оставить визуальное свидетельство всего, что происходит в высотке, хотя решимость его таяла. Развал высотки напоминал ему один фильм — городок в Андах сползал по склону горы к гибели, а жители неторопливо снимали с веревок белье в разваливающихся садах, продолжали готовить в кухнях, пока вокруг рушились стены…
Уже двадцать этажей оставались без света по ночам; больше сотни квартир были брошены жильцами. Клановая система, которая давала жителям чувство безопасности, теперь почти развалилась, жильцами овладевали апатия или паранойя. Повсеместно люди прятались в квартире, а то и в одной комнате, заваливая вход баррикадой.
На площадке 5-го этажа Уайлдер остановился, удивляясь, что вокруг нет ни души. Он подождал у двери в холл, ловя любой подозрительный звук. Из тени возник высокий пожилой социолог с мешком отбросов в руке и двинулся, как привидение, по замусоренному коридору.
Несмотря на развал дома — воды почти не было, вентиляционную систему засорили объедками и экскрементами, — при свете дня большинство жильцов вели себя сдержанно. На площадке 7-го этажа Уайлдер остановился еще раз, чтобы облегчиться прямо на ступеньки. Почему-то его удивил вид мочи, текущей между ног. Но это ерунда. Уайлдер находил особое удовольствие в том, что во время ночных стычек и налетов может мочиться, где захочет, и какать в заброшенных квартирах. Прошлой ночью он радостно гонял перепуганную женщину, которая умоляла его не облегчаться на полу ее ванной.
