О беседе серьезной
Не следует думать, будто в делах можно все решить однозначно и четко, как в математике. Человек недалекий, но волевой заставит подписать опасную бумагу человека умного, но слабохарактерного, который понимает, что губит себя, а все же подписывает.
В беседе, как на войне, бывает достаточно продержаться всего на каких-нибудь четверть часа дольше противника. Упорство одерживает верх над разумом, красноречием, эрудицией, вынуждая собеседника замолчать, потому что ему стало скучно.
Верная мысль, если ее слишком часто повторять, теряет силу. Должно быть, разум, как и кровь, вырабатывает антитоксины, дающие ему иммунитет даже против того, что ясно как божий день.
В беседе, цель которой принять какое-то решение, важны не столько аргументы, сколько порядок, в каком они вводятся в дело. Внезапность здесь так же необходима для победы, как в бою.
У большинства людей вялость и лень сильнее даже их честолюбия. Отсюда – успех дураков.
Самое трудное в споре – не столько защищать свою точку зрения, сколько иметь о ней четкое представление.
«Случается, – говорит Полан, – что самые глубокие мысли «не прививаются», остаются незамеченными. Мало сказать, что к ним не прислушиваются. Их будто бы и не слышат. Причина в том, что тот, кто эти суждения высказывает, обладает какими-то недостатками, например застенчивостью. Мальгашская пословица гласит, что сироту никто не поймет, сколь бы умные вещи он ни высказывал. Ибо у него нет той уверенности в себе, которую мы впитываем с любовью родителей». Очень верно подмечено. И обратная теорема тоже верна: порой совершенно плоские, даже нелепые мысли воспринимаются с восхищением, если их изрекает человек, имеющий репутацию знатока. Будь господин де ля Палис экономистом, его суждения не сходили бы с первых полос наших газет. Впрочем, так оно и есть.
В свете, как и в театре, полезно иметь устойчивое амплуа: публика хочет знать, как ей реагировать – хохотать или млеть от восторга.
Общие места, если их высказывает специалист, обладают особой притягательной силой; мы терпеливо выслушиваем изрекаемые им прописные истины, на которые никто не обратил бы ни малейшего внимания, начни их излагать мы с вами.
Голос должен быть тем спокойнее, чем непреклонней решимость; доброжелательная улыбка смягчает твердость позиций.
Начав беседу с обстоятельного изложения точки зрения вашего оппонента, вы тем самым выбиваете почву у него из-под ног.
Жизненный опыт дает нам радость только тогда, когда мы можем передать его другим.
В дипломатической беседе важно уметь прикрыться принципами противника – это сделает вас неуязвимым для его софизмов.
В беседе, как в фехтовании, существуют ложные выпады, и человек хладнокровный может без всякого опасения на секунду раскрыться, чтобы заставить противника выдать свои намерения.
Я знаю, что меня легко убедить в чем угодно, и поэтому никакие доводы меня не убеждают.
Есть люди, у которых явно отсутствует связь между их рассуждениями и конечными выводами. Они уступают по всем пунктам, соглашаются с вами абсолютно во всем: «Вы совершенно правы», и дело уже представляется вам улаженным и решенным, но в последний момент вы вдруг замечаете, что они ни на миллиметр не сдвинулись со своей позиции, и надо все начинать сначала.
Авторитет в разговоре на стороне того, кто обладает или неторопливой, значительной манерой высказывать свои мысли, или спокойной властностью, то есть на стороне того, кто уверен в том, что его слушают. Слова одно за другим отделяются от него и всей своей тяжестью падают на слушателей. Человек же, веса не имеющий, выглядит так, будто он все время пытается удержать собственные слова и вернуть их обратно; он стесняется своей фразы еще до того, как успел ее завершить.
