На самом деле все совсем не так, Татьяна давно и бесповоротно не замужем – с того дня, когда жених Славик ушел к другой, молодой и невообразимо прекрасной: чуть раскосые миндалевидные глаза, трогательно выпирающие ключицы, тонкие кисти рук. Татьяна даже не удивилась Славикову пердимоноклю, потому что отлично его понимала, ведь на фоне разлучницы она выглядела абсолютной квашней – слишком обильная, слишком восторженная, слишком преданная, слишком своя. «Я бы сама, может, от себя ушла, появись такая возможность», – вздохнула на следующее утро она, рассматривая в зеркале свое распухшее от слез и бессонницы лицо.
Зла на бывшего жениха Татьяна не держала и даже скинула в день бракосочетания поздравление: «Будьте счастливы. Всегда!!!» Потом, правда, пожалела о трех восклицательных знаках, что за неуместная восторженность, можно было ограничиться одним восклицанием или вообще точкой, в конце концов, это от нее ушли, а не к ней! Обеспокоенная своей пунктуационной несдержанностью, сообщения от Славика она ждала с замиранием сердца, впрочем, так и не дождалась, ответить молодожен не удосужился, может, закрутился и забыл, а может, просто проигнорировал ее. «Ну и хрен с тобой!» – обиделась Татьяна и впала в анабиоз. Прошли четыре долгих, ничем не примечательных года. Она провела их словно в тумане – как-то жила, что-то ела, где-то работала. Осень, зима, весна, лето, снова осень, снова зима.
Но однажды настал день, когда она выдохнула, вынырнула из убаюкивающей круговерти, оглянулась – и остро заскучала по нормальной жизни. Чтобы муж, дети, дом, семья. Опыт предыдущих отношений ничего радостного не сулил, да и надеяться было не на кого – хороших мужиков уже разобрали, а нехороших нам и задаром не надо, потому Татьяна, махнув рукой на везение, решила взять бразды правления судьбой в свои руки и перейти к решительным действиям.
Решительные действия привели к тому, что однажды она вошла в троллейбус, прямая и, казалось, безразличная, села к окошку: курточка болотного оттенка с неприлично свалявшимся енотовым воротом, легинсы, откровенно обтягивающие круглые колени и уже обвисший крупноватый зад, сумка с аляповатой облупленной застежкой и – но! – нежно-василькового цвета кашемировая кофта, единственная вещь в гардеробе, которую не стыдно надеть. Татьяна бережно стирала ее в теплой воде, обязательно детским шампунем, заворачивала в полотенце, чтобы убрать лишнюю влагу, а потом раскладывала на кухонном столе – сушиться на сквозняке. Кофту эту она приобрела на распродаже за какие-то смешные деньги, и теперь носилась с ней по квартире, от ванной к окну, от окна к шкафу, обкладывала апельсиновыми корками, чтобы моль не попортила, и надевала исключительно в тех случаях, когда нужно было выглядеть достойно. Такая вот унылая, набившая оскомину «невыносимая легкость бытия», к которой приговорены миллионы женщин во всем мире, а в данном конкретном случае Татьяна, невольное олицетворение образа многострадальных жен, – большая, бесформенная, наивная и немного инфантильная, но чрезвычайно добрая, отзывчивая и преданная – до зубовного скрежета мужа, маячившего где-то впереди, пьющего и неопрятного, с могучим храпом по ночам, и это в маленькой двухкомнатной квартире с окнами на Коровинское, допустим, шоссе. Рядом маячила тень свекрови-долгожительницы, съехавшей с ума восьмидесятилетней карги, наотрез отказавшейся помогать с внуками, – питается отдельно, оберегает свою еду как зеницу ока, вплоть до замеров линейкой уровня супа в кастрюле.
И наша Татьяна, каким-то лишь ей ведомым образом вычислив беспросветность своего будущего, надела упомянутую выше холимую и лелеемую кофту, заняла у подруги две тысячи рублей и поехала к Антонине Всезнающей, ясновидящей и целительнице, обещающей за один сеанс белой магии счастье, любовь, удачу и прочие завлекательные блага. Ехала она не без чувства легкого смущения и тревоги, но почему-то в твердой уверенности, что визит к гадалке не пройдет даром и отвадит ну хотя бы свекровь: пусть она умрет за полгода до их встречи с суженым, тот будет в отчаянии от горя, уйдет в глухой запой, но Татьяна его спасет, окружит заботой и нежностью, и любовь сотворит чудеса, он бросит пить, откроет свое небольшое, но прибыльное дело, со временем они обменяют квартиру (Коровинское шоссе, жопа мира) на дом за чертой города, подальше от грязи и смога, она разобьет во дворе цветник… Тут же возник проект маленькой теплицы, свои огурчики и помидоры, далее – две-три яблоньки, всенепременно антоновка, хотя можно и гольден, только приживется ли на наших широтах гольден, вот в чем вопрос. Заботы по хозяйству Татьяну не пугали, она сможет справиться и с домом, и с детьми, и мужа будет вечерами ждать из города с горячим ужином – пироги, котлеты, наваристые супы – безумная вкуснотища, опять же вопрос, откуда продукты брать на такую вкуснотищу, в магазине одно генно-модифицированное добро, может, поросят и кур в придачу к яблоням завести? Подумала – и оставила на потом взвесить все «за» и «против», и потянет ли она такое хозяйство муж-дети-цветник-собака-кошка, потому что какая семья без собаки и кошки, собака будет дом стеречь, а кошка спать в ногах, свернувшись пушистым комочком!
Итак, она звалась Татьяной, девушка с приятным потоком мыслей на пороге больших перемен, в кошельке у нее три тысячи рублей – тысяча своих и две тысячи подругиных, и ехала она к ясновидящей Антонине с намерением выпросить формулу своего счастья и в тайной надежде, что все будет именно так, как она себе намечтала.
Вчера бодрый мужской голос в телефонной трубке, представившись ассистентом ясновидящей, сообщил, что все расписано на месяц вперед, но он попробует найти для Татьяны окно, пусть она оставит ему свой номер, он перезвонит. Татьяна испугалась, что на звонок может ответить вечно недовольная мать, поэтому обещала перезвонить сама. В итоге ее треволнения были увенчаны радостным известием, что одна из клиенток перенесла визит по причине болезни, и ей надо явиться завтра в одиннадцать ноль-ноль по адресу улица такая-то, строение сорок восемь, шестой этаж, офис двадцать два. И Татьяна собралась и поехала по холодному осеннему городу навстречу яркой и счастливой судьбе, мысленно благословляя Провидение и женщину, так кстати заболевшую.
Строение сорок восемь оказалось типовой 23-этажной высоткой: оранжевый фасад, белые блоки балконов. На подъездной двери мигал красным зрачок неприступного домофона. Татьяна полезла в сумку, чтобы позвонить и уточнить код, но не нашла мобильного телефона – забыла дома. Не успела она расстроиться, как дверь распахнулась и выпустила пожилого мужчину в длинном легком плаще и почему-то ушанке.
– Ой, как вы кстати! – обрадовалась Татьяна, юркнула в подъезд и только там сообразила, что это обыкновенный жилой дом, и ни о каком офисе не может быть речи.
Здесь, конечно же, надо было повернуться и уйти прочь, но какая-то сила влекла ее вперед, может, простое женское любопытство, а может, наивность, граничащая с глупостью, тоже простая и тоже, чего уж греха таить, сугубо женская. Не в силах противостоять этой неумолимой силе, Татьяна вызвала лифт, поднялась на шестой этаж и уткнулась носом в обитую коричневым дерматином дверь. В том, что ей именно сюда, не было сомнений – дверь была многозначительно обклеена зодиакальными знаками, а над звонком висела огромная, буквально угрожающих размеров железная подкова. Вывеска под звонком гласила: «Добро пожаловать в пристань ваших надежд».
