Книга Зулали (сборник), страница 54. Автор книги Наринэ Абгарян

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Зулали (сборник)»

Cтраница 54

Название буквы зловредно вылетело из головы. Но я помнила о подсказке. Поэтому глянула на еловую лапу и звонко отрапортовала:

– «Е» большая, «е» маленькая.

За «Советским спортом» воцарилась подозрительная тишина. Я отогнула край газеты. Как бы мне описать выражение, застывшее на лице папы? Вот если бы доисторический тираннозавр гнался за каким-нибудь раритетным деликатесом, увлекся бы погоней и впечатался мордой в гигантскую каплю смолы, а потом, спустя века, вы бы увидели эту дивную окаменелость в музее янтаря города Паланги, то, поверьте, даже этот оскал не передал бы ту гамму чувств, которая отобразилась на лице моего отца.


– Что это за буква? – просипел он, тыча дергающимся пальцем в «И».

– «Д»? – предположила я.

– Почему «Д»?! – взревел он.

– Потому что девочка!

– Не смотри на девочку. Смотри сюда, видишь, вот тут, прямо под буквой «И» нарисована подушечка с иголками. И-и-и-и-голки. И у ели иголки. И у ежика иголки. И девочка иглой шьет! Ясно?

– Ясно.

– Что это за буква?

Я часто заморгала. Папа не дал мне еще раз ошибиться.

– «И»! – выкрикнул он. – Это буква «И»! Ишак ты такой. Хотя бы по ишаку запомни, как эта буква называется! И-шак. «И»!

– Ладно, запомнила. Это «И».

– Почему?!

– Потому что ишак.

– Ну наконец-то! Давай рассказывай картинки.


Я радостно пересказала все картинки.

– Все, можешь быть свободна, – зашуршал газетой папа. – Только еще раз назови букву.

Я набрала полные легкие воздуха и радостно провозгласила:

– «О» большая, «о» маленькая, – и поспешно добавила, предвосхищая вопросы папы: – Потому что осел. О-сел!

И тут с грохотом отворилась дверь.

– Юра! – влетела мама. – Я сама! Я сама позанимаюсь с ней!

Не дав никому опомниться, она сгребла меня в охапку и выбежала из комнаты. Последнее, что я видела, это сизый дым, валивший клубами из-под «Советского спорта».

Больше никогда, никогда папа не делал с нами уроки. Русской буквой «И» я убила в нем Песталоцци раз и навсегда!

Мама-папа

Однажды на рынке города Марракеш я наблюдала удивительную картину: высокая, красивая марокканка, возведя к небу тонкие руки – рукава шелковой галабеи сползли к локтям, обнажив многочисленные золотые браслеты, – вертела перед носом сконфуженного мужчины кольцом, выхваченным с прилавка, и кричала «ара льфлюз, ара льфлюз». Мужчина делал вид, что видит ее впервые. Только желваками на весь рынок скрипел.

– Деньги у мужа просит? – спросила я у экскурсовода.

– Как догадались? – опешила она.

– Интуиция, – соврала я.

Не рассказывать же чужому человеку, что такую картину я наблюдаю всю свою жизнь.

Когда мама сердится на папу, она называет его «этот человек».

– Этот человек мне всю душу вынул, – объявляет она и краснеет бровями. Если мама краснеет бровями, значит, все. Не бывать сроку давности обиде, нанесенной ей железобетонным супругом.

Папа на каждый «этот человек» бурчит нечленораздельное. И смотрит на жену круглым зеленым глазом. Одним. Почему одним, потому что двумя глазами смотреть на женщину никаких нервов не хватит.

Так что, если мама, вся в красных бровях, бегает из угла в угол, заламывает руки и сыплет «этими человеками», а папа сидит вполуоборот, одним глазом смотрит в футбол, а вторым грозно косится на жену, означать это может только одно. Что она неудачно попросила у него денег. На капитальный ремонт квартиры, например.

– Ай кник, пох чка! [14] – выдыхает огнем папа и поднимает звук телевизора.


Мама у нас опытный вояка. Во времена оны такие женщины записывались в амазонки и под носом инквизиции слетались на шабаш. Поэтому ничего удивительного, что через месяц непрерывного мозгового штурма в нашей квартире начинается полномасштабный ремонт, прерываемый только стенаниями папы «ай кник, в последний раз даю денег, больше не проси, пох чка!».

С мамой на шопинг соглашается идти только наша третья сестра Гаянэ, потому что она у нас самая совестливая. Ну и папа, чтобы потом еще и грузоперевозку не оплачивать. Остальные дочери под разными предлогами отказываются сопровождать ее в магазин. Потому что наша мама любому Моисею сто очков вперед даст. Она будет методично водить тебя по всяким отделам, выбирая самое почему-то крупногабаритное, как то: монолитную железную люстру на двенадцать свечей, пятиметровый металлический карниз, оригинальный журнальный столик на литых ножках, чугунную тотемную тетечку с грудями (в кабинет). То, что за время покупок ты можешь состариться и умереть, ее мало волнует. Она ведет скрупулезные переговоры с продавцами, придирчиво выбирает товар, а потом звонит мужу:

– Юр-джан (здесь телефон в ее руках начинает раскаляться, потому что Юрджаном она называет его, когда просит крупную сумму). Юр-джан, – звенит колокольчиком в плавящуюся трубку мама, – я все уже выбрала, принеси денег.

И отключается.

В папе умер великий актер немого кино. Папа умеет, не издав ни одного звука, сыграть в салоне автомобиля полнометражную пантомиму под кодовым названием «зачем я женился на этой выпендрежнице из Кировабада, когда мог взять в жены скромную тихую дочь нашей соседки Анико и прожить с ней долгую счастливую жизнь, не ведая гребаного стиля модернизма в нашем захолустье!». Доиграв свою фирменную пантомиму, он выходит из машины и, слегка дымясь ушами, идет искать жену, которая, напустив на себя беззаботный вид, ожидает его у горы отобранного товара.

– Женщина, что это такое? – не выдержав пытки увиденным, предает принципы немого кино папа.

– Наша будущая гостиная, – отвечает мама и превентивно краснеет бровями. – Дай денег.

– Сколько?

– Сколько есть!

Однажды, в годы прыщавой юности, когда каждый насмешливый взгляд наносит твоей самооценке невосполнимый ущерб, она погнала моих младших сестер на рынок – покупать продукты. Сестры безропотно таскали за ней баулы с помидорами и баклажанами – стояла осенняя пора, сезон бешеных заготовок, и молились, чтобы у мамы как можно скорее закончились деньги. Накупив нужных продуктов, она оставила их возле входа – ой, забыла петрушку взять, сейчас вернусь, – и исчезла в толпе. У сестер нехорошо сжалось сердце, но отступать было некуда – не бросать же продукты на произвол судьбы. Мама появилась через пять минут, шла сквозь толпу, словно статуя Иисуса в Рио, раскинув в стороны свои прекрасные руки, и с этих прекрасных ее рук свисали длинные вязанки овечьей шерсти.

Удержал сестер от бегства паралич. Пока они приговоренно моргали глазами, мама обвесила их шерстью, присобачила сверху тюки с баклажанами-перцами и погнала домой. Стоит ли уточнять, что по дороге они встретились буквально со всеми симпатичными мальчиками Берда?

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация