— А если ты подумал о самом доступном тебе способе, — Литта остановилась и ткнула его в грудь, — а ты наверняка подумал!.. Тоже забудь.
— Почему это?
— Потому что мироздание любит пошутить, и даже если ты разобьешься, то вполне можешь очнуться в госпитале без второй ноги. Или без руки. Или парализованным. Или обожженным до костей. Или все это сразу. Вот и подумай, надо ли оно тебе?
— Ты бываешь… крайне убедительна, — произнес он, представив подобное и содрогнувшись.
— Я тебя не убеждаю, я обрисовываю тебе возможные перспективы. Ты уже большой, сам решишь, что делать.
— Что делать, что делать, — буркнул он, прекрасно понимая, что Литта снова решила все за него. — Летать, вот что делать…
— Ну, это совсем другой разговор, — улыбнулась она и взяла его под локоть. — Идем, вечереет, а нам еще по этим ухабам скакать. У этой развалюхи фары-то хоть светят?
— Вроде бы да. Но если что, там фонарь есть рабочий, я проверял. Да я и в темноте мимо базы не промахнусь.
— Чур, я поведу, — тут же сказала Литта.
— В туфельках? — покосился он на ее ноги. Легкий ветерок играл подолом платья, обнажая намного больше приличного, и очень трудно было не представлять, как проводишь ладонью по гладкой смуглой коже… Фальк заставил себя смотреть на каштаны.
— Думаешь, не сумею? — прищурилась она. — Вот и проверим.
Длинные тени протянулись по бульвару. Шиповник пах нежно и тонко, свечи цветущих каштанов раскачивались над головой, и Фальку хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось…
— Здорово все-таки иногда сменить униформу на платье, — сказала вдруг Литта и снова обняла Фалька за пояс, бесцеремонно подсунувшись ему под руку. — Сразу чувствуешь себя такой хрупкой слабой девочкой…
— Ты? — не поверил он. — Ничего себе слабая!
— Которую всякий может обидеть, — закончила она мысль, посмеиваясь. — Но не сумеет, потому что рядом есть защитник. Как тебе мои фантазии?
— Скорее, это ты меня будешь отбивать у хулиганов, чем наоборот. Я неповоротливый.
— Думаешь, они на тебя польстятся? — вскинула брови Литта. — Хотя кто разберет нынешнюю шпану…
Фальк понял, что она снова издевается, и только вздохнул. Никакого с нею сладу!
— Пода-а-айте на пропитание, люди добрые… — раздалось совсем рядом, и он вздрогнул. — Создателя ради, пода-а-айте…
Фальк оглянулся и увидел попрошайку, пристроившегося в тени пышного куста боярышника. Это был безногий калека, передвигался он на низенькой тележке, отталкиваясь от земли руками. Одет он оказался в невероятные обноски, в которых Фальк вдруг с ужасом признал летную форму. На груди видны были нашивки — тоже капитан!
Фальк похолодел, потом принялся вытряхивать все, что у него было… хотя было у него немного. Занять у Литты, может? Хотя она и сама поймет…
Он сделал шаг к попрошайке и вдруг замер.
— Ты что? — шепотом спросила Литта, тоже раскрывшая сумочку.
— Это Виллем, — негромко ответил Фальк, не веря глазам своим. — Он служил в соседнем полку, мы с их командой частенько мяч гоняли… Нет, быть не может…
Однако зрение его не обманывало: худое, небритое, с жутковатого вида шрамом от ожога лицо точно принадлежало весельчаку Виллему!
— Литта, я…
— Мне чулки надо поправить, сползли, я за кустики отойду, — понятливо ответила она. Будто он не видел, что нет на ней никаких чулок!
Фальк подошел поближе к попрошайке, высыпал в миску для подаяния — было там всего две или три монетки — все, что выгреб из карманов.
— Дай вам Создатель здоровья, — пробормотал тот, кланяясь.
— Виллем? — негромко позвал Фальк. Может, все-таки ошибся?
Тот вскинул голову.
— Фальк?! Ты?!
И оба не знали, что говорить дальше и стоит ли говорить.
— Ты откуда тут? — сглотнув, выговорил Виллем.
— На комиссию приехал, — ответил Фальк и выразительно постучал металлической тростью по металлической же пластине протеза. — Бюрократы проклятые…
— Так ты тоже… — тот не закончил.
— Да. Подбили, я и загремел. Теперь вот в инструкторах хожу, — зачем-то сказал Фальк.
— А я вот отлетался. — Виллем кивнул на свою тележку. — Ноги обгорели к такой-то матери, там лечить уже нечего было. Врачи удивлялись, как я на месте не подох! А лучше бы и подох, это не жизнь…
Фальк почувствовал, как по спине побежали мурашки. Виллем повторял его слова. Только вот у него не было Литты. Хотя…
— Неудобно так разговаривать, — сказал он и привычным жестом надавил себе под колено. Разгибался протез хорошо, а вот сгибался туго, и Фальк невольно подумал, что надо сказать механикам, пусть отрегулируют или пружину поменяют, что ли? — Так лучше.
Он опустился на здоровое колено, и теперь лица их с Виллемом были почти на одном уровне. Фальк с трудом заставил себя не морщиться от запаха немытого тела.
— Как же так, — произнес он. — У тебя ведь была невеста, Магрит, кажется? И семья большая: родители, братья-сестры… Я ни за что не поверю, будто они тебя бросили!
— Конечно, не бросили, — усмехнулся тот. — Они и не знают, что я жив. Пропал и пропал. Тогда ведь такая неразбериха была, а я валялся без сознания, имени назвать не мог, документы сгорели… А потом, когда уже очухался, не стал говорить, что у меня есть родня, не то бы им сообщили. Я вообще контуженого изображал. Имя-то назвал, по спискам проверили, вот, видишь, даже форму выдали. А кому какое дело до моей семьи?
— Виллем, но… — Фальк не нашел слов. — Но почему?!
— А ты посмотри на меня, поймешь. — Виллем перевел взгляд выше, а Фальк почувствовал руку на своем плече. — Твоя невеста? Я помню, ты рассказывал, какая она красивая…
— Это не невеста, — ответил тот, глянув вверх. — Это моя напарница, Литта, пилот-инструктор. А невеста бросила меня сразу же, как узнала, что со мной приключилось.
— Тогда ты понимаешь, почему я не стал писать домой.
— Виллем, ну ладно невеста, ты сам говорил, что вы с Магрит хорошо если поцеловались пару раз, но родители-то?!
— Я не хочу висеть у них на шее мертвым грузом, — ответил тот. — Большая радость для семьи — безногий калека, за которым до конца его дней придется… прибирать. Пусть лучше считают пропавшим без вести, хоть надежда останется, а Магрит найдет кого получше…
Фальк снова запрокинул голову. «Да, ты такой же идиот», — совершенно явственно читалось в зеленых глазах Литты. Спасибо, промолчала.
— Знаешь, Фальк, я даже повеситься не могу, — с невеселой усмешкой продолжил Виллем. — Топиться пробовал — откачали, сволочи, кто их просил? На яд, хоть бы и крысиный, денег нет, да его и не продают свободно, много, видно, желающих. На пособие кое-как живу, к нищим вот пристал, худо-бедно подают… Не подумай, что я жалуюсь, жду только зиму похолоднее… Понимаешь?
