– Говори!
– Что? — не понял Падла.
– Почему вы на них напали, вам ведь я насолил? Говори, ну! Быстро!
– Паук мне долг простить обещал, а Сержанта к погонам устроить, если мы Хохмача завалить поможем. Он специально узнал, когда тот в Зону пойдет, — продолжал лепетать Падла.
Я вышел из задумчивости.
– Где Сержант?
– За тобой пошел, хозяин за тобой послал!
– Ах ты падла! — раздался голос у меня за спиной.
Я вовремя прыгнул в сторону. Сержант выстрелил. Пуля попала Падле в живот.
– А-а-а-а… — закричал он, закрывая руками дырку в животе. — Не убивай, Сержант… А-а-а-а… Ма-а-а-а-ма-а-а!
Перекатившись за холм, я выстрелил в Сержанта, но попал только в плечо. Черт! Он упал, потом вновь поднялся, выматерился и побежал прочь, бросив на прощанье Падле:
– Чтоб ты сдох, сука! Всех заложил, падла!
Я выпустил еще одну очередь вдогонку, но в этот раз вообще промазал. Упустил того, кого больше всего хотел убить и убил того, кого не следовало бы трогать. Сержант скрылся, Падла, извиваясь, как уж, стонал и полз куда-то в сторону, за кусты. Когда я догнал его, с ним уже было кончено — он вляпался в ведьмин студень. Желеобразная масса начала его переваривать, правая половина лица и рука уже были опутаны клейкой гадостью.
– Помоги мне! — ныл Падла, пытаясь вырваться из смертельных объятий студня.
Как бы я не ненавидел его, я все же пристрелил несчастного. И не только из жалости. Не хватало еще, чтоб он своими криками сюда всех мутантов созвал. Хотя… И так тут нашумели столько, что надо было убираться поскорее. Я вытащил из калаша Падлы магазин, пополняя свои истраченные запасы, и двинулся к друзьям.
– Не стреляйте, это я, Серый! — крикнул я им на всякий случай.
Никто по мне не стрелял. Когда я подошел, то понял почему. У Хохмача шлем на голове был пробит выстрелом снайпера, осколок гранаты угодила ему в грудь, но он был еще жив, к моему удивлению, хотя лежал без сознания и еле дышал. Гоблин сидел с простреленными ногами и виновато глядел на меня, пытаясь самостоятельно наложить жгуты.
– Черт, не везет мне с ногами… — прохрипел он своими побледневшими губами. — Уходи, Серый! Возьми патроны — и уходи.
Я бросился обрабатывать их раны, как мог, сделал обоим по уколу кровоостанавливающего. Гоблину помог наложить жгуты.
– Ты слышишь меня? Уходи! — кричал он на меня. — Скоро тут будет полно уродов, беги!
– Слушай, заткнись, а? Лежи спокойно! — крикнул я на него. — Если меня из-за тебя убьют, я тебе… яйца отрежу!
Меня охватила паника, я понимал что сейчас может случиться. Но я не мог бросить своих товарищей, с которыми вот только что делил кров и хлеб, с которыми дежурил по очереди всю ночь. Понимаю, это дурацкое понятие о чести, привитое правильными книжками и фильмами, и в реальной жизни оно вредно, опасно… Да пошло все к черту в ж…! Перед кем я оправдываюсь? Вытащу их отсюда, и все тут!
И я потащил их. Двух здоровых мужиков, один из которых тяжелее меня почти вдвое даже без амуниции, потащил. С трясущимся от страха телом, с потными ладонями, со стремной задницей, с тихим матом и громким от непомерной нагрузки сердцебиением. Потащил.
Часть оборудования и оружия пришлось бросить — и так было довольно тяжело. Свои контейнеры с добычей тоже оставил, избавляясь от каждого лишнего грамма груза. С собой прихватил аптечку, свой АК и «феню» Хохмача, патроны и воду.
С тем и потянул. Тридцать метров по земле — одного, потом налегке назад — и еще на тридцать метров вперед — второго. У Гоблина забрал оружие, чтобы не застрелился часом из благих побуждений. Отобрал даже его ножи.
В детстве, я помню, мы все прикалывались — вешались на шею другу, изображая тяжелораненых, и стонали: «Брось, комбат!» Теперь это было не смешно. Гоблин каждый раз, когда я возвращался за ним, просил:
– Серый, пристрели меня! Не мучайся, тебе с нами не дойти.
Я внутренне злился, но ему ничего не говорил. Хорошо, хоть Хохмач без сознания — молчит себе, на мозги не капает. Но какой же он тяжелый! Боже, зачем ты даешь родиться таким здоровым людям? Почему позволяешь им идти в Зону, а потом какому-то заморышу тащить его на своем горбу? Если я его вытащу, с него бочка пива. А лучше водки! Я хоть и не пью, но если в этот раз выберемся — то напьюсь непременно.
Стая слепых псов, штук двадцать, показалась довольно скоро, но я уже успел дотащить своих друзей до леса. В тени деревьев они нас сразу не должны были заметить. Пока же им хватило трупа Радионуклида, но скоро они выйдут на наш след. А сил у меня оставалось все меньше и меньше. Тяжеловато ходить по земле с такими отягощениями, да еще при этом не попадать в ловушки.
– Сигареты… табак… — застонал Гоблин.
Я поначалу не расслышал его слов — думал, опять он за свое.
– Что, дать закурить? — наклонился я к нему, когда все же понял его речь.
– Табак, собаки… — схватил он меня за рукав.
Тогда до меня дошло. Вытрусив из его пачки все сигареты, я выпотрошил из них весь табак и рассыпал по нашим следы.
Запах крови погнал псов вслед за нами, когда труп Радионуклида был полностью обглодан. А это произошло довольно быстро. Мы с Гоблином слышали их радостный лай сзади. В густом лесу радиус обзора небольшой, поэтому они нас не видели, хотя мы были в сотне метров от них, когда собаки наткнулись на табак. Послышался жалобный скулеж — теперь мы сбили им нюх на время. Хорошо, что они слепые. Были бы зрячие, тогда нашли бы нас по бороздам от башмаков на земле, а так им пришлось только метаться во все стороны в поисках ускользнувшей добычи.
Но не успел я сделать и двух ходок, как собаки радостно завыли. Опустившись на землю рядом с Гоблином, я проверил оружие и стал ждать быстрой развязки. Однако звуки погони не приближались к нам, а наоборот — уходили все дальше в сторону. Я сначала испугался, что псы побежали в обход, пока не вспомнил про Сержанта. Ну конечно! Они напали на его след, ведь он тоже был ранен, и запах его крови вывел на него наших преследователей. Что ж, баба с возу — кобыла в курсе дела!
Не знаю, сколько времени прошло. Каждый раз, когда сердце, казалось, не выдержит, когда хотелось все бросить и просто упасть от усталости, а дальше пусть хоть зомби живыми сожрут, каждый раз я заставлял себя сделать еще несколько ходок. «Ну, давай, еще чуть-чуть! Ну, до того кустика… еще до пригорка, а там все! Вот еще только с холма спущусь — и точно все! Ну, Гоблина чуть дальше подтяну, он ведь полегче!» — обманывал я сам себя в такие минуты — и полз. Потому что понимал — мои друзья долго не протянут. Пульс Хохмача становился все слабее, Гоблин стал впадать в беспамятство, побелев, как снег в феврале, а до границы Зоны было больше половины пути.
Так я их дотащил до железнодорожного депо. Миновал «изнанку» или, как ее еще называл черный сталкерский юмор, «красную шапочку» — аномалию, в которой человека выворачивало наизнанку, в прямом смысле слова, мясом наружу. Заметить ее и легко и сложно одновременно. Надо следить за тенями на земле. Та тень, которая падает в обратную сторону от источника света и есть «изнанка». Попадает в нее человек — и получается красная шапочка.
