Иванушка тоже замер.
Двое безоружных людей не смогут противостоять шестнадцати солдатам. Живой из которых только один. Как говорила когда-то Ярославна, бывают покойники, бывают не покойники, а бывают беспокойники. Как можно убить того, кто уже мертв?!..
Спокойно, спокойно.
Думай.
Как поступила бы на моем месте Сеня?
Сеня?…
А очень просто.
– Не паникуй! – энергично зашипел на впавшего в полную прострацию чародея Иван и для убедительности схватил его за шкирку и встряхнул. – Быстрей, помоги мне!..
Черная масса безропотно осталась стоять на земле. По ступенькам поднялся только сержант из живых и почтительно постучал в занозчатую дверь.
– Кто та-ам? – из-за двери донесся отвратительно-скрипучий голос.
– Сержант гвардии его царского величества Царя Костей. По делу государственной важности.
– Пра-ха-ди-и, – проскрипели ему в ответ. – Не за-а-перта.
Сержант снял черный, матово поблескивавший в лучах вечернего солнца шлем и вошел.
В пыльной, грязной, затхлой до невозможности комнате сидели на сундуках у стола две старухи – такие же пыльные, чумазые и затхлые, как все, что их окружало. На столе без скатерти (впрочем, не исключено, что ее просто не было видно под слоем грязи и копоти) стоял самовар, не чищенный, похоже, со дня изготовления и две разнокалиберные кружки на щербатых блюдцах. Рядом с самоваром красовалась кривобокая банка с темной, плотной, вязкой массой внутри, от одного взгляда на которую выпадали пломбы из зубов. Сразу видно – домашнее варенье. Под столом стоял мешок, набитый, похоже, тыквами.
Лицо одной старухи обезображивала огромная черная, сочащаяся кровью бородавка на весь лоб, другой – с десяток таких же, но помельче.
Обе они улыбались.
На лицах своих умрунов он видел улыбки более жизнерадостные, чем эти.
У старухи с десятком бородавок из-под изодранного подола болотного цвета юбки торчала костяная нога. Второй, в валенке, она мерно покачивала, дуя на чай в треснутой кружке без ручки.
– Зачем пожаловал, кажи, солдатик, – проскрипела старуха с костяной ногой и оскалилась.
– А вы кто? – подозрительно оглядел он хозяек.
– Я – Баба-Яга, костяная нога, с печки упала, ногу сломала. А это – сестра моя, кикимора.
– Сержант Хрясь, – представился еще раз солдат, огляделся по сторонам, и, прищурившись подозрительно, спросил: – Бабушки, а почему вы живете одни в лесу?
– А это чтобы гости к нам не ходили, дитя мое, – отозвалась та, которая назвала себя Бабой-Ягой.
– Бабушки, а отчего у вас так грязно в доме?
– А это чтобы гостей не приваживать, дитя мое.
– Бабушки, а почему у вас такая паутина кругом?
– А это звукоизоляция, дитя мое.
– Бабушки, а зачем вам звукоизоляция?
– Еще один вопрос, и тебя больше никто никогда не услышит, дитя мое, – осклабилась мерзкая старуха, продемонстрировав неприлично белые и крепкие для ее возраста зубы.
Вторая бабка дернулась всем телом, мешок под столом опрокинулся, и из него с сухим костяным стуком выкатились человеческие черепа, с десяток, не меньше, прямо Хрясю под ноги.
Профессионал всегда уважает другого профессионала и его секреты.
– Так бы сразу и сказали, – буркнул сержант и перешел к делу. – Я и мой отряд ищем следы одного государственного преступника по приказу его величества Царя Костей. Оказавшим помощь в его поимке царь назначил награду – один золотой.
– Каждому?
– На всех, – обрубил корыстолюбивые мечты старухи на корню сержант. – Рост злодея – средний. Волосы – светлые. Одежда – обычная. Особые приметы – нет. Вы его не видели?
– Видели, видели, как не видеть, – закивала карга. – С час назад мимо прошел по просеке влево, вон к той лужайке, торопился шибко.
– А точно он?
– Точнее не бывает! – пылко заверила старуха. – Ваш патрет – вылитый он!
– Корона вас не забудет, – отсалютовал сержант, развернулся и строевым шагом замаршировал к выходу.
– А золотой?… – тихо пискнула вслед ему вторая бабка, не проронившая до этого ни слова, увлеченная своим чаем.
Но сержант расслышал и остановился.
– Обращайтесь в канцелярию Его Величества каждый день, с десяти до пол-одиннадцатого, кроме субботы, воскресенья, понедельника, вторника, среды и четверга. Пятница – санитарный день, – любезно разъяснил сержант и вышел, хлопнув дверью.
Он всегда считал жадность других до его денег самым страшным грехом.
– Бе-да! Рав-вняйсь! Смир-рна! Вдоль по просеке к той лужайке, на захват злодея, бегом – арш!
Умруны, не проронив ни слова, выполнили все команды, и когда прозвучало последнее «арш», дружно сорвались с места и, сотрясая землю тяжелым ритмичным топотом, понеслись вслед за своим командиром к указанной цели.
Сделав первые шаги по «лужайке» и поняв, что она не та, за кого себя выдает, сержант остановился, а за ним и весь отряд.
У него было два варианта действий.
Первый – продолжить преследование преступника через болото.
Второй – вернуться и повесить старух, отправивших его и умрунов сюда.
Впрочем, если задуматься, был и третий. Вернуться, быстро повесить алчных хрычовок и продолжить преследование. И он, если разобраться, с каждой секундой начинал нравиться Хрясю все больше и больше.
– Бе-да! Рав-вняйсь! Смир-рна!.. – начал было командовать он, но тут взгляд его случайно упал на одинокую кочку метрах в ста от суши.
На ней сидел, меланхолично поджав под себя ноги, не кто иной, как…
– Вон он!!! Хватай его!!! – радостно взревел сержант и, увлекая за собой взмахом руки умрунов, бросился к ничего не подозревающей жертве.
К его удивлению и радости трава с мелкими листиками и цветочками у них под ногами пружинила, но держала весь отряд. Еще пара десятков метров – и награда в сто золотых, обещанная царем за поимку преступника, будет у него в кармане. Еще несколько метров – и ему не…
Но что это?!
Чем ближе подбиралась к человеку на кочке беда, тем разительнее становились в нем перемены.
Громадные глаза, похожие на блюдца, лягушачий рот, полный острых, как иглы, зубов…
Кто это?…
– Беда, стой!!!..
Но было поздно.
Руки существа, вытянувшиеся, как веревки, уже успели обхватить весь отряд, и теперь объятия быстро сжимались, сгребая в кучу полтора десятка гвардейцев царя Костей как малых детей, только кости хрустели и трещали.
– Бей! Руби! Руби тварь!!! – заорал Хрясь и сам метнулся к болотному чудищу, обнажив свой черный меч.
