Такое заявление, казалось, удивило даже бесстрастных умрунов. Купавшегося же еще мгновение назад в торжестве сержанта оно повергло в шок. Физиономия его вытянулась, глаза сначала вытаращились, потом захлопали, потом снова выкатились:
– Ну и что?
– Хватайте меня!
Оказалось, что то, что только что гостило на широкой небритой сержантской морде, еще не является крайней степенью изумления.
– Зачем???
Сторонний наблюдатель мог бы сейчас подумать, что удивление – болезнь заразная.
– Как – зачем??? Я – Агафон! Студент Высшей Школы Магии Шантони!.. – вытаращились непроизвольно очи уже волшебника.
– Н-не думаю, что это является преступлением, – осторожно пожал плечами сержант. – Ступай себе мимо, студент Агафон, и благословляй свой счастливый час рождения. Ты нам не нужен. Пока.
– Но… как?… Как не нужен?… Зачем… за кем… кого… тогда…
– Мы уже схватили, кого нам надо, студент, – кажется, сержант начинал терять терпение. – Вали отсюда. Не раздражай меня, пока я добрый.
– Но это… Вы знаете, кто это?
– Да. Это – Иван, брат лукоморского царя. Наконец-то.
И, обращаясь уже к умрунам:
– Ну, все? Чего вы там так долго возитесь?
– Он не хочет, командир.
– Кто бы мог подумать! – фыркнул сержант.
И тут грянул фейерверк.
Синие, красные, белые и зеленые звезды, змейки и искорки вырвались из рук Агафона и накрыли беду и Иванушку разноцветным одеялом. Потом налетел порыв ветра, разметал огоньки, швырнул в людей и нелюдей снегом и стих.
Новый взмах руками – и огненный шар понесся прямо к ним, уменьшаясь на глазах – и до уже начавшего таять сугробика долетела только одна жалкая розовая искорка, с печальным пшиком тут же погасшая в грязном снегу.
– Первый, Второй – схватите этого клоуна! – злобно ткнул пальцем в сторону снова бормочущего что-то себе под нос чародея сержант.
– Не подходите!!! Не подходите!!! – угрожающе махал в их сторону руками волшебник, вспоминая и перепутывая новое заклинание. – Я ужасен!!!.. Я сейчас!..
Но Первый и Второй дослушивать его не стали, а ухватили за руки, заломили их за спину и поволокли к командиру. Тот довольно ухмыльнулся и хотел отвернулся, чтобы посмотреть, как там идут дела с царевичем, но сегодня, по-видимому, его гороскоп обещал ему вечер сюрпризов.
– Эй, Агафон!.. Агафон!.. Ты куда понесся, как волк подкованный?… – слабо, одышливо донеслось из пещеры. – Все пожитки на меня бросил!..
– Что, еще один? – заржал сержант. – Тоже студент? Или пастух? Ну-ка, посмотрим!
И, как по заказу, освещаемая светом странного длинного факела, в проеме пещеры появилась тощая, сутулая фигурка старика с двумя мешками через плечо. Свет факела слепил его, не позволяя разглядеть что-либо в откуда ни возьмись опустившейся на склон горы тьме, но порыв ветра – уже настоящего, не магического – ударил ему в лицо, донося запахи леса, травы, зверей и…
Низкий, утробный рев огласил враз замершие окрестности.
Огромное, в полтора человеческих роста, косматое чудовище подняло отвратительно-клыкастую морду к луне, коротко взвыло и кинулось на умрунов, взрывая дерн двадцатисантиметровыми когтями. Подобно двум маленьким лунам, только что надумавшим стать сверхновыми, ненавистью горели его сузившиеся глаза.
Первой жертвой монстра пал сержант, не успевший ни выхватить меч, ни дать команду своим солдатам. Не задерживаясь над тем, что от него осталось, чудовище кинулось на умрунов, и ожидала их доля ужасная, но недолгая.
Они не знали усталости, не чувствовали боли, не испытывали жалости и были идеальными солдатами своего правителя. Если дать им команду, они могли бежать день и ночь хоть по дну реки, потом атаковать цель и, не моргнув глазом, стереть ее с лица земли, и никто не мог сравниться с ними в этом, и остановить их можно было, только изрубив на куски…
Но команды-то они так и не услышали.
Покончив с последним умруном, чудовище замерло, как будто не понимая, кто оно и что ему теперь делать, и вдруг заскулило и рухнуло наземь.
Все затихло.
Толстушка луна круглым от удивления глазом разглядывала поле бойни под ней – и три неподвижные человеческие фигуры.
Первой надоела неподвижность фигуре Ивана. Она повозилась, покряхтела, вытащила одну руку из петли не до конца затянутой веревки, перевернулась с живота на бок, потом села, вытирая грязь с лица.
– Агафон?… Дедушка?… Вы где?… Что слу… Кошкин ёж!..
Луна и факел, все еще горевший у пещеры, позволили ему разглядеть картину побоища.
– Ёжкин кош… – царевич подскочил, как будто несколько минут назад трое солдат не мутузили его от всей души. – Что тут произошло?!
В ответ на это застонала и завозилась еще одна фигура.
– Я… живой?…
– Агафон, ты цел?
Чародей стал подниматься – для начала на четвереньки.
– Нет… Я – полная развалина… Куски меня валяются по всей… Кабуча!!!.. Это не мое!.. Иван, что тут произошло? Что это было? Тебе это не кажется…
Но Иванушка не услышал ни причитаний, ни вопросов ошеломленного волшебника – он увидел старика и подбежал к нему.
– Дедушка Зимарь? Дедушка?… Вам плохо?
Старик застонал и приоткрыл глаза.
– Что… со мной… было… Не помню…
– Кто-то – или что-то – разорвало умрунов на куски не крупнее шницеля в студенческой столовой! – Агафон принял плавающе-вертикальное положение, доковылял до своих товарищей по несчастью и теперь обвиняющее сверлил взглядом старика.
– А чего ты, касатик… на меня глядишь… как мышь… на крупу?… – покосился в свою очередь на него дед.
– Это ведь ты, дед Зимарь, тут начудесил, – приговорил маг.
– Да нешто я… Да…
– А кому еще? Больше некому, – медленно, точно не веря собственным словам, подтвердил Иванушка. – Я хоть не видел, а слыхать – слыхал. Голос похож. Как ты тогда в лесу на меня накинулся. Аж мурашки по коже!
– Да рази ж я виноват, что тебя в мурашиный дом уронили, Иван-царевич?
– Никакого муравейника там не было! – Иван твердо пресек попытку старика уклониться от обсуждения. – А был такой рев, что все поджилки трясутся! Сейчас и тогда. Так что… спасибо вам, дедушка… Не знаю, как, но… только… спасли вы нас обоих.
– Но находиться с тобой рядом, дед, с этих пор я спокойно не смогу, – мрачно добавил Агафон.
– Да, дед Зимарь, что вы почувствовали?… Когда… это…
– Я?… Ничего… Агафон наш оставил мне оба мешка, сказал, что тут же вернется, и пропал. Я постоял-постоял, да пошел за ним. Вышел наружу, воздух вдохнул ночной – свежесть, благодать! – и тут вдруг меня как что-то ударило… В глазах потемнело – аж искры посыпались… И дальше не помню.
