Не говоря больше ни слова, Костей сделал шаг к магу-неудачнику, вытянул руку и пошевелил пальцами, как будто соскребая что-то невидимое. На груди его вспыхнул алым и погас самоцвет размером с яблоко в оправе из золота и на массивной золотой цепи.
Агафон искоса, но быстро окинул себя взглядом и не увидел на куртке ни штукатурки, ни пыли.
– Как вы это делаете?! – восхищенно вытаращил он глаза.
– Магия, – покривил губы Костей. – А ты, я слышал, закончил свое обучение досрочно?
– Вы все знаете… – поник Агафон. – Меня все-таки выгнали…
– Да. Как полностью ни на что непригодного и без единой искорки магических способностей.
– Они ошибаются! Я позже всех студентов начал обучение! Так нечестно!..
– Кель кошмар, – сделал большие глаза Костей, почему-то смутился, разозлился от этого еще больше и, как будто обвиняя в своей мимолетной неловкости внука, ткнул в его сторону перстом: – Тебя на практику заслали в какую-то Тьмутаракань!
– Ну и что?…
– Они уже тогда знали, что практику тебе не пройти, ты, позор нашего рода! Ничтожество! Болван! Недоумок!
– Я буду учиться! Я пересдам! Я восстановлюсь!..
– Раньше надо было думать, – презрительно фыркнул Костей. – Только тебе нечем, судя по всему. У меня конюхи есть умнее тебя! Да что конюхи – лошади!
– Но так делается!.. Я слышал!..
– Делается, – покривил он губы. – Но к тебе это не относится, Агафон. Из тебя не выйдет даже посредственного мага, затрать ты на это хоть еще двести лет. А у меня больше нет времени тебя ждать. Даже несколько дней.
– Ваше здоровье…
Костей закашлялся, как будто муха попала ему в горло. Хотя, возможно, это был просто смех.
Чародею стало жутко.
– Агафон. Я бессмертен, если ты забыл и это, – обнажил зубы в деревянной улыбке его дед. – Одно из преимуществ бессмертия то, что тебе не приходится беспокоиться о здоровье.
– Но, простите мое любопытство…
– В последнее время я тебе и так слишком много прощаю, – холодно оборвал его зарождающийся вопрос царь. – Твое разгильдяйство в школе. Твое пренебрежение моими пожеланиями. Твое содействие этому ничтожному лукоморцу в уничтожении моей гвардии…
– Но они хотели нас убить! – воскликнул Агафон.
Костей покривился.
– Хотели бы – убили бы. Это умруны, не кто-нибудь. И ни ты, ни твой… дружок… им бы не помешали. Ваша развеселая компания стоила мне восьмидесяти двух солдат – восемьдесят два дня моей жизни были выброшены для вашего удовольствия!.. Восемьдесят два!
– В смысле? – наморщил лоб чародей. – Что значит – восемьдесят два дня вашей жизни? Я не понял…
– Потом объясню, – снова отмахнулся Костей.
– А где находится Иван?
– За него не переживай. Он никуда не денется.
– Где он?
– Прикован к крыше Пальца – башни для особо важных… гостей, – Костей снова скривил губы, и Агафон понял, что царь изволили пошутить. – Ты ее видел, во дворе. При старом хозяине там была обсерватория, но я решил, что незачем терять такой интересный объект для глазения на какие-то глупые звезды.
– Что вам от него надо? – набычился Агафон. – Он клянется, что не наносил вам обид никогда ни словом, ни делом!
– Потом объясню, – небрежно махнул рукой царь и огляделся. – Смотри-ка. Пока мы с тобой разговаривали, на улице почти стемнело.
– Где здесь свечи, я зажгу…
Костей снова закашлялся смехом, от которого у Агафона, и без того находящегося на грани нервного срыва, захолодело все внутри. Не говоря ни слова, царь ткнул указательным пальцем правой руки куда-то вверх, и мгновенно под потолком зажглась огромная железная люстра колесом с сотней свечей по кругу. На груди царя снова вспыхнул раздутым угольком самоцвет.
– Задернем шторы, – Костей повел рукой, и черные шторы на всех четырех окнах медленно поползли навстречу друг другу.
Камень на груди разгорался вся ярче.
– Какую книгу ты хотел взять?
– «Основы интонирования заклинаний первого уровня».
– Недалеко же ты ушел… внучок… – Костей, поморщившись, гадливо выплюнул это слово как муху и повел рукой – с полки вылетела нужная книга и ударила Агафона в грудь. – Если ты решил повторять пройденное, тебе пригодится еще эта… эта… эта… эта…
С каждым словом царь скрючивал свои длинные тонкие пальцы и фолианты послушно, как дрессированные канарейки, слетали со своих насестов и мчались к Агафону – тот едва успевал перехватывать их и складывать на стол.
Камень на груди Костея горел при этом как маленькая сверхновая.
– И эта… И эта…
Казалось, Костей получал какое-то извращенное удовольствие, посылая Агафону все новые и новые книги с названиями, начинающимися на «Основы», «Начала», «Введение» и «Детская серия» и видя, как тот проседает не только и не столько под тяжестью книг, как под тяжестью стыда своего невежества.
– И эта… И вот эта…
За обитый латунью край корешка одной книги зацепилась другая, непрошенная, и камнем полетела на пол, под ноги Агафону.
– Стоп, – царь растопырил пятерню, и перелет книг мгновенно прекратился. Он ткнул пальцем в упавший том и указал ему на его место – на самой верхней полке.
Тот послушно, хоть и несколько тяжеловато поднялся на крыло, долетел до середины стеллажей и… упал, сея желтые страницы, обратно.
– Я подниму… – робко вызвался было Агафон, но был отброшен на стул яростным «НЕТ!!!».
Как голодная акула метнулся Костей к своевольной книге, быстро подобрал сам с пола ее страницы, вставляя их не глядя под обложку, потом полез по лестнице.
– Но я мог бы… – еще раз попытался начать Агафон, но под обжигающим, как лед, взглядом Костея слова его застряли в горле, так и не договоренные.
Показалось ему, или промелькнуло на лице его деда нечто такое, когда упала эта книга, такое… такое… не испуг, не раздражение, не ненависть… Такое… как все вместе взятое. Хотя с чего бы? Из-за какой-то дурацкой книжки? Наверно, я устал. Кажется уже ерунда всякая… Стоп. Камень. Точно. Камень. Когда книга не долетела, камень погас. Или наоборот – когда камень погас, книга не долетела? Если так, тогда… Тогда вся магия, которую сегодня передо мной проделывал Костей – магия этого амулета чистой магии? Из которого волшебник черпает дополнительную силу… Стоп. Что-то мы еще про амулеты чистой магии проходили. Что-то важное… проходили… проходили… проходили… Стоп. Амулеты чистой магии обладают такой огромной волшебной силой, что…
– Ты что, уснул? – хлесткий, как пощечина, голос сбил его с только что изловленной мысли, и та, радостно взбрыкнув, ускакала куда-то в бескрайние пустые пампасы его памяти.
