Человек всегда ограничен в своих действиях и поступках, но словами можно высказать все при условии, что их облекут в надлежащую форму. Именно это и хотела Дольто донести до родителей, чтобы дети понимали, чего от них хотят. Но все это не имеет ничего общего с морализаторством, а «высказывания в отличие от поступков не могут быть ни хорошими, ни плохими, они могут быть справедливыми в том случае, если сказанные слова правильно подобраны» (33). Осознавая это, родители внесут некоторое успокоение в душу ребенка и уменьшат его чувство вины.
То же самое относится к грубым и непотребным словам. В том, что их произносят малыши, Дольто не только не усматривала ничего плохого, но и видела в этом «надежду на улучшение качества их дальнейшей жизни (…), а написанные детской рукой на стенах и заборах, они просто восхитительны!» (34) Подросткам и детям предподросткового возраста Дольто всегда задавала один и тот же вопрос: «Ощущаете ли вы потребность в их произнесении?» (35) В школах и лицеях этому, разумеется, не учат, и Дольто никогда не упускала возможности сделать тонкое и полное юмора замечание по поводу бранных слов, напоминая, что «все самые грубые физиологические отправления, как и произнесение грубых слов, требуют полного одиночества» (36). Дольто не считала, что арготизмы должны быть порицаемы, но полагала, что контроль над их произнесением должен быть постоянным и что нужно принимать во внимание как семейное, так и социальное окружение. Привлекая юмор и шутку, можно даже, по ее мнению, устраивать конкурсы арготизмов среди самых маленьких.
Наслаждение от высказывания своего желания
Когда воспитываешь ребенка, ежедневных поводов погрузить его в состояние фрустрации более чем достаточно. Как уже говорилось, не каждое желание ребенка должно выполняться, но каждое должно быть услышано и проанализировано. Невозможно его удовлетворить? Но это ни в коем случае не должно восприниматься ребенком как нечто предосудительное, и даже наоборот. Дольто видела в этом обучение реальности жизни и неистощимый источник фантазий, мечтаний, бесед и многократного увеличения творческого потенциала. Все компенсации в этом смысле хороши, поскольку помогают ребенку преодолеть и сублимировать фрустрацию, преобразуя ее в позитивный элемент.
Дольто настаивает на том, чтобы каждое желание было выражено в словах, что само по себе является прекрасной возможностью доставить радость ребенку. И в этой связи она напоминает ставшую классической сценку с ребенком, который стоит как приклеенный перед витриной магазина и настойчиво требует купить ему находящуюся там игрушку. Но даже если приобретение подарка, о котором он мечтал, не входит в планы родителей, то ведь мечты все равно остаются. И эта ситуация имеет большое воспитательное значение: она дает возможность объяснить, почему покупка игрушки невозможна, и ребенок, таким образом, начинает понимать, что существуют материальные трудности. Кроме того, когда первое разочарование преодолено, можно еще и еще раз поговорить с ним о столь желанном предмете. И Дольто предлагает родителям продолжать вместе с ребенком мечтать об объекте на витрине, неоднократно возвращаясь к нему в разговорах. И когда желание ребенка выражено в словах, когда он начинает его осознавать, когда это желание превращается в тему для разговоров и становится тайной, доступной только двоим, тогда желанный объект замещается чем-то большим, чем просто материальное обладание им (37).
И в этом Дольто полностью соответствовала своей эпохе: любое сверхпотребление в ущерб духовным и интеллектуальным ценностям, в ущерб эмоциональному обмену, красоте искреннего общения было для нее неприемлемо.
Она также предоставила родителям возможность максимально упростить все то, что могло показаться им непостижимым в силу научности изложения и теоретизирования. «Как это сделать? Это очень просто: не забывайте, что с вами разговаривает мать троих детей, которая воспитывала их в соответствии с новыми принципами», – писала она в 1947-м в статье, озаглавленной «Матерям, которые будут меня читать» (38).
Всю свою жизнь Дольто посвятит высокому служению детям, их воспитанию и образованию. Этому делу она отдаст все свои силы, все свое красноречие психоаналитика, завоевав широчайшую аудиторию. «Не вызывает сомнения тот факт, что слово может излечить у любого человеческого существа нарушения, вызванные отношениями между его интеллектом и плотью. Относительно воспитания можно сказать то же самое». И через тридцать лет она ни на йоту не отступит от своих убеждений и скажет: «Нет ничего катастрофичного (…), поскольку все реализуется через язык, словом можно выразить все» (39).
Миф о ребенке-короле
«Не бывает воспитания без проблем» (1). Дольто все время пыталась найти точные критерии определения как места родителей, так и места ребенка в семье. И то же самое относится к взаимному уважению и принятию статуса каждого субъекта. По ее мнению, место и роли каждого в семье взаимосвязаны, и некая расплывчатость им не только не свойственна, но и вредна.
Категорически отрицая эфемерные методы и ригидные модели воспитания прошлых веков, которые она испытала на себе, Дольто рассчитывала на добрую волю взрослых, чтобы смягчить и даже предупредить страдания, причиняемые детям. Она с открытым сердцем, и не только как теоретик, разговаривала с растерянными родителями. «Я не хочу сказать, что люблю детей больше, чем взрослых. Я люблю детей как человеческих существ и в той же степени люблю их сбитых с толку родителей» (2), – заявляла она. По ее мнению, ведущую роль в воспитании играет не любовь сама по себе и не приравнивание детей к ангелам, главное – это битва против страданий, причиненных детям. Она прекрасно понимала, что как и родители, так и все дети разные, и поэтому не ставила перед собой задачи разработать и предложить к реализации определенные методики воспитания. Не существует в природе ни образцовых родителей, ни образцовых детей, ни тем более образцовых семей с детьми.
Она категорически отказывалась от любого моделирования в воспитании и одновременно яростно критиковала средства массовой информации за их нападки на родителей, разоблачая внушаемое им чувство вины. Она выступала как против карикатурного искажения ее идей, так и против «помрачения рассудка» некоторых журналистов, неправильно трактовавших ее понимание роли родителей и требовавших от них «никому не нужного обязательства пожертвовать ради детей личной жизнью, но ведь всем известно, что любая жертва бесполезна» (3).
Средства массовой информации не оставляли ее в покое и удесятерили свои усилия после ее кончины. И все это продолжается на протяжении двадцати пяти лет после ее ухода. Но если Дольто так плохо понимали и так искаженно транслировали ее идеи, то не было ли это вызвано тем, что – как писал известный психолог Рене Монже в 1962-м – «люди могли совершенно искренне заблуждаться и пойти по неверному пути, поскольку кто-то однажды неверно интерпретировал в журнальной статье ее идеи или неправильно понял ее высказывания перед аудиторией» (4).
Сейчас наступает прозрение, которое поможет, видимо, реабилитировать родителей, хотя и ценой утраты веры в журналистов и в самопровозглашенных специалистов.
