— Думаю, их там вообще нет. Впрочем, у него есть дурная привычка слизывать соль с моих «Маргарит».
Мигель снова улыбнулся, но на этот раз она почувствовала искренность и личную заинтересованность, улыбка предназначалась именно ей. У нее свело мышцы живота, и она вынуждена была отвернуться. Она не ожидала столь сильного физического влечения.
Мимолетного взгляда, брошенного в окно, хватило, чтобы заметить кое-что необычное. На горизонте внушительным строем собирались черные тучи. Они должны пролиться дождем. И будет молния. Неужели Сен-Жермен покинул Мексику, и Мать-природа снова вошла в свои права? Или все наоборот?
— Он скоро будет здесь, — мягко произнес Мигель, проследив за ее взглядом. — Я всегда любил дождь. Это настоящее чудо в таких засушливых землях. Иногда я выхожу под дождь и купаюсь в струях воды.
Обнаженный… Он все с себя снимает при этом. Как и Нинон, с тем лишь отличием, что она купается в огне, а не в воде. У нее даже дыхание перехватило от картины, где оба они обнаженные. Она запнулась и отогнала это видение.
— Позвольте купить вам что-нибудь выпить, с двойной порцией соли, если пожелаете. «Огненная вода» здесь тоже ничего, а вот к вину я бы не рискнул притронуться. — Он придвинулся ближе, и волоски на руках Нинон встали дыбом, словно от статического напряжения. — А потом можно сходить поужинать.
— «Маргариту», пожалуйста, — сказала она, не глядя на него, не глядя на грозу. Она уставилась на свои позолоченные пальцы ног, выглядывающие из сандалий, и старалась дышать ровнее.
Уже через секунду он держал бокал с напитком в руке. Либо она что-то пропустила и на самом деле прошло больше времени, чем она предполагала, либо он каким-то образом умудрился предугадать ее желание и передать его бармену прежде, чем она успела его озвучить.
— Это вам, — сказал он.
Чувствуя ее замешательство, он тут же отступил, перестав будить в ней основной инстинкт. Это было непостижимо, но он читал ее, как раскрытую книгу. Он мастерски умел манипулировать людьми.
— Спасибо. И еще соли.
Нинон взяла бокал неохотно — не успела проследить, чтобы в текилу и лайм не подмешали ничего лишнего. Она с опаской сделала маленький глоток. Есть такая едкая текила, от которой на губах и гортани вполне могут появиться ожоги второй степени, но она боялась не этого.
Впрочем, ее опасения не оправдались. Напиток оказался довольно мягким, а ее обостренные вкус и обоняние не выявили в нем никаких опасных добавок, кроме разве что растворенного в бокале желания затащить ее в постель. Мигель отпил из своего стакана и провел языком по ободку. И снова вспышка воображения: его язык путешествует по ее телу, слизывая соленый пот. Ее или его? Нинон не знала. Она глядела, мимо воли заинтересовавшись.
Что-то там было еще. У нее была лишь доля секунды, чтобы разглядеть, пока он слизывал соль со стакана, но она была уверена, что видела две черные полосы с обеих сторон языка. Врожденная окраска языка не была чем-то невиданным. У некоторых пород собак языки черно-синие, но эти полоски были симметричными и, по всей видимости, появились там не случайно, также как и тонкие шрамы на щеках. Но кто, черт возьми, сделал такую татуировку у него на языке? Это же, наверное, адская боль!
«Скажи спасибо, что не раздвоенный».
Она снова посмотрела в окно. Туда смотреть было безопаснее.
— Может, выйдем на улицу? — спросил он. — Я знаю беседку, где мы могли бы сесть и любоваться грозой.
Идея оказаться снаружи, где так много мест, куда можно бежать, выглядела заманчивой. И еще ее пьянило близкое к экстазу ощущение от бьющих рядом молний. Конечно, если они будут где-то совсем близко, ей придется покинуть Мигеля. Под слоем «автозагара» скрывались золотистые линии, свидетели всех ее предшествующих встреч с огнями Эльмо, и они начнут светиться, если рядом ударит молния.
— Отличная мысль, — сказала она, лишь немного покривив душой.
Они шли бок о бок по протоптанной дорожке, окаймленной шелестящими пальмами, которые тоже были завезены сюда белыми людьми. Беседка была построена в стиле, слегка напоминающем мавританский, и из нее открывался вид на церковь, Iglesia de San-Jose, которая представляла собой пару перпендикулярных белых башен, увенчанных ярко-красными куполами. Ей было далеко до жемчужины зодческого искусства, но Нинон отметила ее для себя, так как это было самое высокое здание в городе. Возможно, придется воспользоваться им, если ее время придет, а она так и не найдет помощи.
Мигель был предупредителен, считаясь с ее очевидным желанием избежать прикосновений, и все же она чувствовала его взгляд на своем лице, когда они поднимались по ступеням беседки. Она понимала, что его любопытство и голод растут. Кто она такая? Чем занимается? Почему она сразу же не упала в его объятия? Наверное, с ним такое впервые.
Принять вызов или спрятаться? Прекратить игру? Нужно ли говорить ему, чем она занимается и чего хочет? Если, конечно, он сам еще не догадался.
Нет. Еще рано. Может быть, ее по-настоящему к нему влечет, но это ровным счетом ничего не значит. Страсть обманчива. Он может оказаться вторым Сен-Жерменом. Нужно быть полной дурой, чтобы только из-за красоты принять его за странствующего рыцаря. Другие женщины, оглушенные первыми приступами желания, может, и верили. Она же всегда считала, что предаваться слепой страсти — это все равно что смотреть, как двухлетний малыш играет с огнем. Она в свое время сильно обожглась и теперь была более осмотрительной.
— Расскажите хоть немного, чем вы занимаетесь, — поддержал разговор Мигель.
Нинон улыбнулась.
— Я была чем-то вроде Мэри Поппинс для людей, у которых не ладились отношения. — Видя, что он растерянно заморгал, она пояснила: — Ну… знаете, Мэри Поппинс, волшебная няня, которая прилетала вместе с северным ветром… или восточным, я уже точно не помню. Так вот, она занималась с ребенком, пока он не исправлялся, а затем, как только ветер менялся, улетала.
— Я знаю, кто такая Мэри Поппинс, — сказал он. — Просто образ оказался таким… неожиданным, что я на секунду растерялся.
— Я работаю не с детьми, а со взрослыми, но суть от этого не меняется.
Она поднималась по ступенькам, покачивая бедрами. Пусть смотрит на что-то еще, помимо ее лица, которое она с трудом контролировала.
— Так вы вроде сексопатолога?
Он долго обдумывал эту идею, так как предполагал найти в ней объяснение непохожести Нинон на остальных. Почему, будучи сексуальной, она не подчинялась этой сексуальности?
— Сексопатолог. Мне нравится. Я представляла себя больше в роли советника, но…
— Советник мне нравится больше, — перебил он ее.
Так-так, значит, у него имеется парочка старомодных предубеждений. Будем иметь это в виду. Это забавляло ее, но в то же время возвращало утраченное самообладание. Ох уж эти мужчины! Как у них все просто: женщина может быть либо святой, либо шлюхой.
