— Мигель, я гораздо старше этой церкви — мне почти четыреста лет, и сегодня я как никогда чувствую тяжесть каждого прожитого года. Я бы все отдала, лишь бы избежать этого столкновения. Но не могу. Меня не покидает мысль о том, что, вероятно, это возможность искупить грех четырехсотлетней давности, который я совершила, приняв дар от Черного человека. А может, как в старой притче: «Кто должен делать всю сложную работу? — Тот, кто может».
Я кивнул.
— Вот мы и можем.
— Да.
— Наверняка Сен-Жермен на это и рассчитывает.
— Я знаю.
— Я никогда не верил в Бога, — признался я. — И никогда раньше не верил в зло — в то, которое с большой буквы «3». Я всегда представлял его как некую общую массу, распределяющуюся ровным слоем, как космическая пыль во время Большого взрыва. Что оно по своей природе произвольно и встречается нечасто.
— А как ты думаешь теперь?
— Не знаю, верю ли я непосредственно в Дьявола, но уверен, что зло таки существует, — я имею в виду зло, наделенное разумом. Возможно, когда-то в мире было не так много порока и разврата, но сейчас и невооруженным взглядом видно, что зло из случайного явления превратилось в закономерность и широко распространилось. Я вижу в этом систему. Не хочу показаться нескромным, но я никогда не ошибаюсь по части систем и закономерностей. — Я тут же постарался пояснить все вышесказанное: — Я вижу, что есть на свете люди и места, которые работают как пылесосы со специальным фильтром. И в итоге скапливают достаточное количество мелких крупиц зла, которое впоследствии перерабатывают во что-то еще. Называй это как хочешь — хоть карма, хоть гнев Божий. Может, это просто невезение, или аномалия, или скопление слишком большого числа неправильных внутриатомных частиц. Все, что угодно. Все недолгое время пребывания в этом прекрасном, новом для меня мире я задаюсь одним и тем же вопросом: какое место мы занимаем в пищевой цепи?
— И что ты решил по этому поводу? — спросила она. Она спросила с меньшим любопытством, чем обычно испытывают в ожидании вердикта. Она не интересовалась моим мнением или взглядом на природу вещей, не настаивала на том, что это Бог и Сатана ведут борьбу при помощи избранных воинов.
— Нам, помнится, еще в школе говорили, что даже когда с планеты исчезнет все живое, тараканы уцелеют. Теперь я знаю, что есть существа более стойкие и выносливые, чем тараканы. Последними на этой земле будут зомби и вампиры Д. 3.
— И мы. Возможно.
— Возможно.
— В общем, кем бы мы ни были — божественными избранниками или жертвами плохих ионов, нам нужно двигаться вперед.
Я хотел было с ней не согласиться. Если все дело в плохих ионах и промыслом божьим здесь не пахнет, то мы морально не обязаны вступать в это гибельное противостояние. Но Нинон с гордо поднятой головой уже входила в церковь. Я не собирался оставлять ее там одну. Не знаю, о чем она думала, когда заходила, но я в этот момент отчетливо слышал голос нашего учителя средней школы, произносящий его любимое изречение: «Трус переживает тысячу смертей, смелый — только одну».
— Давай! Вперед! Сделаем это! — выпалила она на одном дыхании. — Мне до смерти надоела Мексика. Мигель, если мы сегодня не погибнем, то я хочу в любое место, которое не кишит зомби и где более мягкое солнце.
— Аминь, аминь, аминь… — пробормотал я. Конечно, я мог сказать и кое-что другое. Например: «Да, черт побери!» Но потом решил, что не повредит быть более благочестивым, — на случай, если Нинон права и мы действительно посланники Божьи.
В церкви пахло тленом, причем запах был довольно насыщенным. Я был не в восторге от перспективы вдохнуть в легкие всевозможные виды плесени и милдью, разросшиеся как на дрожжах в сырой штукатурке. Однако посмотрим правде в глаза: содержащиеся в воздухе примеси были не самой большой нашей бедой. Кота запах тоже не вдохновил. Он презрительно фыркнул и предпочел остаться снаружи. Умный зверюга! Он наверняка еще нас с Нинон переживет. Из него могла бы получиться хорошая сигнализация, сообщающая о том, что враг на подходе, он стал бы нашей «канарейкой в шахте», но Нинон лишь почесала кота за ухом и вошла, не упрекнув его ни словом.
Я подумал, что если мне когда-нибудь доведется пережить реинкарнацию, то в новой жизни я хотел бы стать ее котом.
Мы быстро осмотрели церковь. Из нее все было выметено подчистую — алтарь, религиозная живопись, скамьи. Единственным, что указывало на то, что кто-то успел побывать здесь до нас, были следы, отпечатавшиеся в тонком слое красноватой пыли, которая покрывала пол. От центра помещения цепочка следов вела к железным воротам, охраняющим каменные ступени вниз, предположительно в склеп. Кое-где виднелись отпечатки босых ног, а некоторые, похоже, были обуты в один ботинок — для туристов это не совсем нормально, а вот для зомби в самый раз. Церковь стояла здесь еще до того, как был построен город, и монахи, основавшие ее, практиковали захоронения в криптах. Зомби наверняка будут чувствовать себя здесь как дома, а останки праведных братьев-монахов послужат отличной закуской, если зомби или гули вдруг проголодаются.
Было слышно, как где-то в темноте капает вода, и это сильно действовало на нервы. Вода означала возможность присутствия вампиров — если не Д. 3. собственной персоной. Я искренне завидовал людям, которым приходилось выбирать исключительно между Сциллой и Харибдой. Наш ассортимент зол был гораздо богаче и разнообразнее.
К тому же в воздухе стоял туман, состоящий из частиц слишком мелких, чтобы нос мог их отфильтровать, таких мелких, что они проникали даже сквозь опущенные веки, попадали внутрь тела, раздражали сознание. Думаю, это было физическое воплощение тех самых частиц зла, о которых я рассказывал Нинон.
— Мне было бы гораздо спокойнее, если бы мы «отметились» в отеле, прежде чем туда спускаться, — сказал я мягко. — Здесь только один вход и выход, поэтому я хочу убедиться, что никто не нападет на нас сзади.
Нинон кивнула и пошла назад к двери.
Какое же это облегчение — снова оказаться на улице! И хотя свистеть здесь было так же неуместно, как на кладбище, пока мы шли через площадь я мурлыкал под нос «Hotel California». Это казалось мне более чем актуальным в месте, откуда ты сможешь выписаться, но которое, скорее всего, никогда не покинешь.
Нинон неодобрительно покачала головой, не оценив мой «черный» юмор.
— Тебе действительно не помешало бы стать менее серьезной, — заметил я.
— Не искушай судьбу, — осадила она меня. — Я с ней уже давно знакома, и могу с уверенностью сказать, что она ужасна.
Можно подумать, я и сам этого не знаю.
Внутри отель оказался таким же непривлекательным, как и снаружи. Как и следовало ожидать, на нижних этажах почти ничего не осталось, за исключением разве что стойки «ресепшена», приколоченной к полу гвоздями. Это была довольно массивная штуковина из дерева и камня, которая вполне могла сойти за ацтекский алтарь для жертвоприношений. Между прочим, вполне возможно, так оно и было, и я подумал, что это стало одной из причин, почему Д. 3. выбрал именно это место.
