– Не смогу, – с веселым удивлением проговорил Леонид, в первый раз в жизни переча жене и пьянея от этого нового, доселе неизведанного чувства свободы.
– Что такое? – изумилась Настя, и тонкие брови ее, искусно выщипанные и подведенные карандашом, вспрыгнули вверх, исчезнув под завитой челкой.
– Я должен прямо сегодня заняться ремонтом, – соврал переводчик. – Чем скорее мы приведем квартиру отца в порядок, тем быстрее рассчитаемся за машину.
На машине ездила Настя, и кредит за нее тоже платила она, поэтому и не стала спорить, а согласно кивнула и устремилась на кухню, варить кофе и жарить гренки.
По дороге в сад Лора капризничала, требуя «Киндерсюрпризы», и отец, не привыкший ни в чем ей отказывать, покорно останавливался перед попадающимися на пути ларьками и покупал все новые и новые шоколадные яйца. Леонид никогда не спорил с дочерью не потому, что безумно ее любил, а исключительно из-за нежелания портить себе нервы. Собственный покой он ставил выше так называемого «воспитания», когда с детьми необходимо подробно обсуждать, почему нельзя делать так, как они хотят, и какие ужасающие последствия подстерегают строптивца, ослушавшегося родительского наказа.
Держась за руки и поддавая мысками сапог отбитые дворником льдинки, отец и дочь подошли к территории садика и, поздоровавшись со сторожихой, вошли в недавно отремонтированное здание. Быстро раздев малышку, Леонид проворно убрал вещи в шкафчик и подшлепнул дочь по пухлой попке в колготках, едва прикрытой платьицем, как делал всегда, прощаясь. Держа в каждой руке по два яйца и радостно улыбаясь во весь перемазанный шоколадом рот, Лора направилась в группу, а Мухин двинулся на улицу, предвкушая наполненный событиями день.
Правый карман его пальто приятно оттягивал карающий нож, во втором кармане покоился фотоаппарат. Леонид и сам не смог бы объяснить, зачем он прихватил из дома простенькую «мыльницу», но чувствовал, что эта вещь ему так же необходима, как и икона Архистратига, оттопыривающая пояс брюк. От детского сада Мухин направился прямиком к метро и, проехав несколько остановок, вышел у дома отца. Свернул в парк, стремясь срезать угол, и тут лицом к лицу столкнулся с собачником. Этот плотный самоуверенный мужчина, ходивший круглый год в камуфляже, стал кошмаром и ужасом детства Леонида. Даже не столько он, сколько его ротвейлер, гуляющий без поводка в те же самые утренние часы, когда маленький Леня торопился в школу. Почти каждый день собака догоняла мальчика и, рыча, перегораживала дорогу, не пропуская. Захлебываясь слезами, ребенок жалобно кричал, обмирая от бессилия и страха:
– Уберите собаку! Прошу вас, уберите собаку, я в школу опаздываю!
Собачник появлялся не сразу. Леониду даже казалось, что мужик специально прятался где-то за деревьями, чтобы насладиться его унижением. Наконец издалека раздавались шаги, и вразвалку приближался собачник. Подходил он всегда с одной и той же фразой:
– Что, пацан, обоссался? А ты не ссы. Хард умный, он не тронет.
Хозяин брал Харда за ошейник и, прилагая заметные усилия, волок прочь. При этом пес рычал и огрызался, всем своим видом выказывая намерения, диаметрально противоположные заверениям собачника.
На этот раз рядом с собачником трусил резвый щенок все той же породы – ротвейлер, и снова без намордника и поводка. Годы шли, собаки менялись, но собачник, похоже, оставался по-прежнему наглым мерзавцем, наслаждающимся страхом других. Леонида будто водой окатили. Вот оно – зло, которое необходимо истребить! Круто развернувшись на тропинке, он, хрустя притоптанным снежком, устремился следом за собачником.
Широкая спина врага, похожая на обтянутую камуфляжем бочку, маячила вереди. За деревьями на детской площадке раздавались ребячьи голоса. Леонид зашептал псалтырь, внутренне превращаясь в воина-мстителя, вытащил из кармана нож и, в два скачка преодолев разделяющее расстояние, размахнулся и ударил в ненавистную спину. Под заливистый лай щенка собачник рухнул как подкошенный. Подскочив к убийце хозяина, крохотный ротвейлер вцепился в его штанину и принялся отчаянно трепать, мотая крутолобой головой из стороны в сторону. Подняв ногу так, чтобы щенок повис на зубах, Леонид ухватил одной рукой его морду, второй – брыкающееся тельце и резко крутанул в разные стороны. Щенок дернулся и затих. Кинув мертвую собаку рядом с убитым хозяином, Леонид вдруг понял, зачем ему был нужен фотоаппарат. Он должен запечатлеть свои подвиги для потомков.
Щелкая затвором аппарата, переводчик обходил лежащие не тропинке тела, меняя углы и ракурсы и стараясь делать кадры, на которых поверженный враг и его питомец видны во всей красе. Ощутив полное удовлетворение, Мухин убрал «мыльницу» в карман, вынул из спины убитого нож, вытер о снег и, вернув карающее оружие в карман, устремился к выходу из парка. До дома отца Леонид шел по длинной дороге и, только поднявшись на площадку, подумал, что нужно было бы сходить на похороны. Но в следующий момент, открывая дверь, прогнал эти мысли, убедив себя, что гораздо важнее то дело, которое он только что сделал. Отцу мужской поступок сына приятнее, чем его формальное присутствие на кладбище. Запершись изнутри, Леонид принес с кухни старенький табурет, влез на антресоли и вытащил реактивы и приспособления, при помощи которых Мухин-старший, большой любитель фотодела, когда-то проявлял и печатал фотографии. Разложив кюветы и склянки с химикатами, вооружившись красной лампой, переводчик принялся за новое дело. Ближе к вечеру на веревке в ванной сохли первые свидетельства его подвига.
В садик за Лорой Леонид почти не опоздал. Он вошел в группу, когда там, помимо его дочери, оставались еще двое малышей. Заметив Мухина, застывшего в дверях, воспитательница сокрушенно покачала головой:
– Что-то вы плохо выглядите, Леонид Михайлович. Глаза запали, лицо бледное. Все над книжками сидите? Вам бы побольше гулять, дышать свежим воздухом. Уморите вы себя.
– Да, Александра Ивановна, вы совершенно правы. Прогулки – это как раз то, что мне нужно, – бодро улыбнулся он, вопреки усталому виду ощущая небывалый прилив сил. – И, обращаясь к Лоре, попросил: – Доченька, иди скорее одеваться. Мама дома заждалась.
Но, сидя в дальнем конце игротеки, Лора продолжала возиться с куклами, точно не слышав просьбы отца, и Мухин покорно замер, дожидаясь, когда его девочка вдоволь наиграется и сама захочет домой.
– Завидую я вашей жене, – краем глаза наблюдая за Леонидом, кокетливо пропела воспитательница, поправляя жемчужную сережку в ухе. – Нечасто встретишь мужчину, обладающего вашим терпением. Лорочка – девочка трудная. С ней тяжело бывает договориться. И все-таки вы находите с ней общий язык. Только вот прошу вас больше шоколадные яйца дочери в садик не давать. Лора наедается сладкого, потом сама не кушает и детям мешает завтракать – игрушками из киндер-сюрпризов дразнит. Надеюсь, мы с вами поняли друг друга, Леонид Михайлович?
Мухин хмуро глянул на женщину и, подтолкнув в сторону шкафчика дочь, наконец-то прибежавшую в раздевалку, сквозь зубы процедил:
– Поняли, Александра Ивановна.
Настя была уже дома и готовила мясо по-французски. Она раздраженно выглянула из кухни и окинула взглядом раздевающихся в прихожей мужа и дочь.
