– Юр, ничего особенного не случилось, надо кое-что посмотреть, – успокоил профессор. – Отмотай картинку с камеры, которая находится за сценой, на начало аукциона, на семь часов.
Бородач вывел на весь экран зону за сценой, чем-то щелкнув на панели управления. Экран погас, и только электронные часы в правом углу монитора торопливо начали обратный отсчет. Застыв за спиной охранника, мы трое всматривались в потемневший экран в тревожном ожидании. И вот наконец бегущие цифры показали девятнадцать ноль-ноль.
– Вот здесь, – остановил Вахтанг Илларионович.
Юра пустил запись. На экране возникла фигура Горидзе, рядом с которым переминалась с ноги на ногу я. Кажется, это тот момент, когда профессор меня инструктировал. Но в следующий момент изображение исчезло, а экран запестрел противно шипящими серыми точками.
– Это что еще такое?
Горидзе в изумлении приник к монитору, Прохор скептически усмехнулся, а я хмуро выдохнула:
– Вот видите? Тот, кто украл «волшебный фонарь», стер запись с видеокамер.
– Что за черт? – растерялся охранник, беспорядочно нажимая на кнопки в попытке вернуть изображение. – Действительно, все стерто! Такого просто не может быть!
– Ты мне не финти! – рассердился Горидзе. – Говори, Юра, кто сюда заходил?
– Не было никого, Вахтанг Илларионович! – чуть не плакал охранник. – Чем хотите поклясться могу!
– Будьте любезны, переключите на камеру у сцены перед входом за кулисы, и тоже часиков на семь, – попросил Прохор.
Бородач торопливо выполнил просьбу, и снова на экране вместо изображения зашуршали эфирные помехи.
– И здесь подчистили, – констатировал Биркин. – Надеюсь, профессор, на этот раз вы не думаете, что пленку стерла Лора? У нее стопроцентное алиби – она была занята на выносе лотов.
– Ничего не понимаю, – махнул рукой Горидзе. – В конце концов, я деньги получил, и остальное меня не касается. Юра, очень тебя прошу, будь бдителен! Здесь ценностей на бешеные миллионы! Если все растащат, я не расплачусь!
Под виноватое бормотание охранника «Вахтанг Илларионович, вы же меня знаете, да я ни ногой из мониторной!» Горидзе развернулся и почти бегом выбежал из комнаты. Следом за ним вышли и мы с Прохором.
– Ну что, Лора? – улыбнулся мне Биркин. – Теперь, когда профессор знает, что это не ты взяла фонарь, поедешь домой?
– Какой-то тихий ужас! Охранник в сговоре с ворами, это же очевидно! – возмутилась я. – Почему этому Юре никто ничего не делает? Его даже не выгнали с работы! Он что, так дальше и будет в мониторной сидеть?
– Само собой. За что его с работы выгонять? Он же ничего противозаконного не сделал. Неполадки случаются в работе любой системы. Даже в Центре Управления Полетами. Ладно, Лор, кончай рефлексировать, со своими сотрудниками Горидзе разберется сам. Лично я еду домой, а ты можешь и дальше требовать справедливости. Ну что, ты со мной или помитингуешь еще немного?
– Сейчас, только переоденусь, – глянула я исподлобья. И, чтобы досадить профессору, мстительно добавила: – Сложу вещички в фирменный пакет, как просил Вахтанг Илларионович, чтобы он мог завтра вернуть это барахло – я приподняла подол строгой юбки – в магазин.
Я соврала. В пакет одежду складывать не стала. Свалив купленные Мышиным жеребчиком вещи в гардеробной, вышла на улицу и увидела Прохора Биркина. Покупатель «волшебного фонаря» стоял перед длинной черной машиной, за рулем которой сидел шофер. Заметив меня, Прохор замахал руками и крикнул:
– Лора! Иди сюда! Я здесь!
Лавируя между разъезжающимися со стоянки автомобилями, я устремилась на зов. И чуть не попала под колеса серебристой крохотной машинки с тонированными стеклами. Лицо сидящей за рулем светловолосой девушки было словно каменным, со злыми, холодными глазами. Даже не думая сбавлять скорость, она просто-напросто ехала на меня, и все. Я чудом успела отскочить и, поравнявшись с машиной Биркина, сердито выдохнула:
– Совсем блондинки с ума посходили! Едут на людей, будто ослепли.
Номер двадцать пятый кинул на меня быстрый взгляд и распахнул заднюю дверцу. Сам сел рядом с водителем, но развернулся всем корпусом ко мне, обхватив руками спинку кресла и уперев подбородок в кулак.
– Ну, Лора, куда тебя везти?
– На Стромынку, к дому пять, – назвала я адрес Милиной комнаты.
Шофер кивнул и тронулся с места. А Биркин, все так же продолжая сидеть ко мне лицом, проговорил:
– Ты не расстраивайся, Лорочка. В жизни бывают случаи похуже.
Я с благодарностью взглянула на него и неожиданно для себя выпалила, в душе надеясь на чудо:
– Скажите, Прохор, вам никогда не хотелось покарать зло? Взять и стереть с лица земли негодяя, отравляющего другим жизнь? Того, кто украл ваш фонарь? Или помогавшего преступникам Юру? Или профессора Горидзе?
– А Горидзе-то за что? – растерялся номер двадцать пятый.
– Как за что? – Я даже задохнулась от возмущения. – Профессор Горидзе обвинил меня в преступлении, которого я не совершала. Он омерзительный клеветник. Разве вам не хочется таким отомстить? Вот прямо выстрелить этим уродам в череп, чтобы мозги брызнули в разные стороны!
Прохор усмехнулся большими мягкими губами, похожими на лошадиные, и снисходительно потрепал меня по щеке.
– Круто быть богом, да, Лор? Необыкновенное чувство. Захватывает. Но эта история не про тебя. И даже не про меня. Ты есть хочешь?
– Не хочу, – сердито буркнула я, уставившись в окно.
Прохор отвернулся и затих на своем удобном кожаном сиденье. А я с досадой подумала, что Биркин вовсе не тот, кого я жду. Он просто еще один трус, покорно закрывающий глаза на несовершенство мира. Мимо проносилась залитая огнями площадь Трех вокзалов, вдруг Прохор приказал:
– Здесь останови!
Машина затормозила перед витриной цветочного магазина, где продавались еще и мягкие игрушки, и Биркин, покинув салон, направился к маленькой шустрой продавщице. Я из машины наблюдала, как продавщица влезла на стул, сняла с верхней полки самого большого медведя и подала покупателю. Прохор прижал игрушку к себе и указал на пышный букет белых лилий. Взял и его, и, расплатившись, вернулся в машину. И сразу же передал покупки мне, проговорив:
– Вот, Лора! Девочки любят цветы и игрушки. Этот медведь очень хочет стать твоим другом. Надеюсь, что новый приятель вернет тебе хорошее расположение духа.
Я поднесла букет к лицу и увидела всунутые между цветами пятитысячные купюры. Он так ничего не понял, этот зажравшийся богач. Зло должно быть наказано в любом случае, и дурацкие подачки не смогут вернуть мне душевное равновесие. Я успокоюсь только тогда, когда найду человека, способного стать карающим мечом справедливости. Своего «киру» Лайта Ягами.
Париж, 1930-е годы
– Это переходит всяческие границы! Даже сюрреалистическое восприятие реальности имеет свой предел!
