— Ага, — усмехнулся Максим, — а палатку зачем с собой притащил?
Палатка, ярко-красная, из легкого материала, на полусферических дугах, стояла недалеко от нашего шалаша. Над ней развевался флаг: на темно-синем фоне золотой круг солнца, а в нем улыбчивая морда дельфина.
— Да, и глаза у него абсолютно нормальные, — согласился я. — Очень спокойные глаза.
Лойко пришел после того, как все тот же немой Хвост принес нам целую тарелку дымящихся лепешек. От них исходил такой аромат, что голова кружилась. Ведь мы весь день ничего не ели. Обжигаясь, я взял одну. Лепешка пахла сливочным маслом и какими-то травами.
— Подожди, — сказал Максим. — А вдруг они отравленные?
Тут появился Лойко. Он услышал Максимовы слова и отчаянно замахал руками.
— Нет, нет, нет! Никто не будет травить! Женщины пекли, они говорят: не могут дети нести зло. Надо кормить детей, даже если они чужие, чтобы не было смерти. Ешьте. — Лойко подвинул к нам чашку.
Я подумал-подумал и взял лепешку. Если бы Игорь захотел нас убить, он сделал бы это еще в Старом городе. Только все это чушь. Не может Игорь Онтов, сын ИА, быть убийцей. Ну, мошенником, может быть, но убивать… Да и за что?!
Лепешка была вкусная, что и говорить. Я, наверное, сразу штук десять съел.
— Просто объеденье! — вздохнула Роська.
Лойко рассмеялся и тоже взял лепешку. Вчетвером мы быстро с ними управились. Лойко вдруг стал серьезным и сказал торжественно, подняв руку:
— Те, кто ели из одной чаши, никогда не станут врагами. Это старый обычай моря. Я никогда не предам вас. Через три дня Совет Отцов соберется и будет решать, что делать. Я тоже теперь в Совете, потому что ведун. Я скажу им, что вы мои друзья.
Речь Лойко нас растрогала. Я крепко пожал ему руку, а Роська так вообще обняла его и поцеловала в щеку, как меня тогда в конференц-зале. Ну и правильно! Лойко сильно смутился и, наверное, покраснел, только сквозь гуталин не было видно.
— Ох, Лойко, — сказала Роська, вытирая губы, — как можно так жить? Красишь себя постоянно этой гадостью! Какой-то обманщик заморочил тебе мозги…
— Роса! — остановил ее Лойко и укоризненно покачал головой. — Я не знаю, что значит «заморочил мозги», но я чувствую: тебе не нравится Посланник Богов. Значит, тебе не нравится моя жизнь? Ведь он спас меня!
— Он тебя использует! И весь анулейский народ. Он хочет погубить вас! — вспылила Роська.
— Рося, подожди, — сказал Максим. Он задумчиво посмотрел на Лойко. Долго смотрел, Лойко даже заерзал.
— Лойко, — сказал он наконец, — а у тебя кожа не болит? Ну, не чешется, болячек нет?
Лойко быстро глянул на Максима и отвел глаза.
— Ты смотришь в глаза долго, как Вождь, — сказал он глухо. — Ты поэтому узнал, что я болен? Скоро болезнь совсем заберет меня. Я весь в болячках, красных и больших. Они рвут мою кожу. Я умру. И все зря.
Лойко уронил голову.
— Пусть, — услышали мы. — Зато мой народ вернется к морю. Раз болезнь не остановить…
— Ее можно остановить, — сказал Максим спокойно.
Я сразу понял, чего добивается Максим. Ведь кожа Лойко, постоянно покрытая гуталином, не дышит. Как тут болячкам не появиться! Он и чувствует себя, наверное, плохо. Я читал, что кожа обязательно должна дышать. Если Максим убедит его смыть краску, все откроется, Игоря разоблачат, и мы будем спасены.
— Да, — сказал я, и Максим посмотрел удивленно-обрадованно. А я торопился рассказать, что придумал. Главное — не спугнуть Лойко, не говорить про Игоря, а то он перестанет нам верить.
— Лойко, недалеко от города есть река, да?
— Не река, озеро. Откуда ты знаешь?
— Твой отец нам сказал, ведь мы из его племени. Это не простое озеро, в нем целебная вода. Ведун Киро знал об этом. Иди на это озеро. Искупайся там три раза. Так, чтобы вся чернота с тебя сошла. Потом найди на берегу старое дерево, сорви его лист и три все свои болячки…
— Тогда лучше траву-заживлятку, она все раны затягивает…
— Сначала лист старого дерева, а потом заживлятку свою… И делать так надо каждый день.
— Три дня, — вставил Максим.
— Да. Но есть два условия.
— Какие?
— Во-первых, эти три дня ты не должен носить одежду, чтобы болезнь покинула тебя без преград. А второе…
— Никто не должен знать, куда ты идешь, — сурово сказал Максим. — Ни Вождь, ни твой дедушка, ни Посланник.
— Посланник все равно узнает, ему скажут Боги.
— Не скажут, — уверил его Максим. — После этого, Лойко, после лечения…
— Обряда, — поправил я.
— Да, после обряда, Лойко, ты уже не должен красить себя той краской.
— Но я же не могу!
— Тогда ты умрешь, — сказала Роська и вдруг расплакалась. — Лойко, миленький, пожалуйста, сделай, как тебе говорят! Подумай о своей маме, о дедушке…
— Не плачь, Роса, не плачь, — беспомощно сказал Лойко. — Хорошо, я пойду. Я сделаю, как вы говорите. Потому что в ваших глазах я вижу, что вы любите меня, а у Посланника — нет, ничего не вижу… А вы правда знаете моего отца?
— Да, — не моргнув соврали мы хором.
— Он очень любит тебя, Лойко, — всхлипнула, успокаиваясь, Роська. — Он не хочет, чтобы ты умирал.
Лойко кивнул и поднялся.
— Хорошо. Я пойду, потому что Посланник соврал народу: это не Боги, это я сказал ему про вас. Я виноват, поэтому сделаю, как вы просили. Скажу, что пошел собирать целебные травы. Я попрошу деда, чтобы он навещал вас. И Олу попрошу, и Ботко.
Когда Лойко вышел, Максим спросил меня:
— Откуда ты знаешь, что рядом есть озеро?
— Я не знал про озеро, но ведь люди всегда селятся у воды — я по истории читал. Вот и подумал, что здесь тоже есть река или какой-нибудь другой водоем.
— Главное, что сработало!
Роська легла на пол и сказала:
— Дождь и Солнце, помогите нам.
В эту ночь было полнолуние. Я лежал на животе, уткнувшись подбородком в скрещенные ладони. Смотрел на лес и на город. От луны было светло. Странный серебряный свет. Я никогда такого не видел. На дорогу ложились длинные тени деревьев и густые — домов. Лунный свет делал лес и город похожими на другую планету, тихую и печальную. Что творится сейчас в Поселке? Папа с Лешей Смелым, наверное, прочесывают скалы и Холмы, Степанов на катере — море. А дядя Фаддей? Он наверняка сбегал уже к тому месту, где мы прячем «Ласточку», и не знает, что и думать теперь. А мама?
— Ты не спишь? — услышал я шепот Максима.
Я покачал головой.
— Думаешь, нас уже ищут?
