— А где мы будем жить?
— Ну, не здесь.
— А где?
— Может быть, в Праге. А еще лучше — в Австрии. Там очень красиво, и уровень жизни куда выше, чем в нашей стране, не говоря уж о вашей — А много — это сколько?
— Не понял, — он удивленно посмотрел на нее, — что много?
— Много денег заработать — это сколько много?
— А-а! — он рассмеялся. — Ну, много — это много. Не меньше ста, лучше двухсот тысяч долларов. Несколько секунд она не могла вымолвить ни слова, глядя на своего любимого с нескрываемым изумлением. А потом шок прошел, и Нелли Кимовна почувствовала себя последней набитой дурой, над которой каждый мужик, даже этот милый чех, может издеваться сколько ему заблагорассудится.
— Двести тысяч долларов, значит, да? Заработать? А только потом мы с тобой, глядишь, рассмотрим вопрос о нашей женитьбе? Да?
— Ну да.
— А зарабатывать двести тысяч мы, знаешь, сколько времени будем? — она зло сверкнула глазами, стараясь взглядом испепелить это чудовище. — По двадцать долларов в месяц, не евши, не пивши, я заработаю эти деньги всего за девятьсот лет!
— О, ты ошибаешься.
— Ошибаюсь? Нет, я не ошибаюсь! К началу четвертого тысячелетия мы как раз созреем для женитьбы.
— Ты ошибаешься. Мы заработаем эти деньги за три, максимум за пять лет.
— Слушай, а может, ты просто болен? Жаль, что я гинеколог, а не психиатр.
— Я тоже не психиатр, — Павел оставался совершенно спокойным и разговаривал с ней снисходительно, не сгоняя с лица насмешливую улыбочку, — а надо бы было тебя проверить — я все говорю, говорю, а ты как будто меня не слышишь. Или не хочешь слышать, что в принципе одно и то же.
Нелли Кимовна взяла себя в руки. Действительно, пусть продемонстрирует свой шизофренический бред на полную катушку, зачем мешать человеку раскрывать свои недостатки?
— Я слушаю. Я внимательно слушаю. Больше тебя, обещаю, ни разу не перебью.
— Тогда слушай и будь внимательна. Да, мой план может показаться бредом, но на самом деле он прост.
Потому что все гениальное просто Кажется, так говорили древние? Так вот, слушай…
* * *
— И он изложил этот план? — Бобровский, даже увлекшись рассказом Рябкиной, не забывал своей роли следователя.
— Да.
Самойленко нервно схватился за свой диктофон, еще раз на всякий случай проверяя, крутится ли кассета и достаточно ли ярко горит лампочка индикации «свежести» батареек. Банда нервно взъерошил волосы и потянулся за очередной сигаретой, не в силах справиться с охватившим его волнением — вот он, долгожданный момент. Сейчас они поймут, сейчас они узнают механизм похищения несчастных малышей.
— План действительно до гениальности прост. И это хорошо, — усмехнулась Рябкина, кивнув на Бобровского. — По крайней мере, для вашего ведомства было бы почти невозможно докопаться до истины — именно из-за его простоты.
— Ну, мы-то докопались, — обиделся за свое «чека» Сергей.
— Допустим, не вы, а пытка, — Рябкина подмигнула Банде, — но я отвлекаюсь…
— Если несложно, расскажите, пожалуйста, на примере Ольги Сергиенко, — снова встрял Банда, умоляюще прижав руки к груди. — Это типичны» случай?
— Да, притом абсолютно типичный. Смотрите — ко мне в больницу ложится женщина на сохранение. Мне, вообще-то, приходилось заводить связи во многих сферах, но здесь даже не нужно платить — участковые гинекологи и сами рады перестраховаться, отправляя в больницу совершенно здоровых женщин с нормальным протеканием беременности. Подумаешь, тонус матки повышен! Да сейчас, в наше сумасшедшее время, нет такой женщины, у которой бы не был повышен этот тонус! Эго же не свидетельствует об угрозе выкидыша или преждевременных родов. Ну, то есть вероятность есть, но мизерная. Без остальных показателей это почти норма. Значит, ложится к нам на седьмом месяце та же Сергиенко. Я делаю анализы, убеждаюсь, что беременность протекает нормально, что плод развивается в соответствии со сроком. Первый пункт выполнен. Далее я внимательно изучаю пациентку и ее мужа на предмет алкоголизма, благополучия в семье, места работы, общего интеллектуального уровня. Общаюсь с женщиной… Убеждаюсь, словом, что с наследственностью генной и медицинской все в ажуре.
— Высокое качество продукции обеспечиваете, — съязвил, не выдержав, Самойленко.
— Если хотите — да. Дети должны быть… качественными, — Рябкина слегка споткнулась на этом определении, почувствовав, как кощунственно оно звучит. — Начинается третий этап — я лично как главврач больницы и гинеколог или Кварцев как завотделением «ведем» выбранную женщину, самым тщательным образом контролируя последние месяцы беременности. При необходимости даже сами закупаем и приносим этим женщинам продукты — фрукты, соки, добавляя это в передачи от подруг или мужа.
— Ох, какая щедрость, скажите пожалуйста! — снова с сарказмом воскликнул журналист, но Банда оборвал его:
— Перестань, Коля! Скажите, Нелли Кимовна, именно поэтому в медицинской карте Сергиенко с момента поступления в вашу больницу все записи сделаны только вашей рукой и рукой Кварцева?
— Конечно. А что, вы нашли карту?
— Да, у вас в кабинете. На столе. Лежала раскрытой как раз на последней записи — «кесарево»…
— Я как раз хотела к этому перейти. В последние дни перед родами мы делаем вид, что чего-то испугались. Нет, мы ничего не говорим больным, просто мы вдруг назначаем все новые и новые анализы, мы делаем УЗИ — ультразвуковое исследование и так далее. Роженица начинает беспокоиться, бояться. А нам только этого и надо. Затем под видом витаминов мы вводим специальный препарат для успокоения плода…
— Что за препарат? Поподробнее, пожалуйста, — попросил Бобровский, стараясь вникнуть во все детали.
— Его официального названия я вам не скажу. По той простой причине, что названия нет, его разработал сам Павел. Он ведь фармацевт, я вам говорила?
— Вы продолжайте, мы вас внимательно слушаем, — подбодрил Бобровский.
— Мы, то есть те, кто знал об этом препарате, про себя называли его «слип». То есть «сон» по-английски. Действительно, это вещество после введения в кровь матери затормаживало двигательные функции плода. Оно, конечно, действовало и на мать — женщины становились более вялыми и сонными. Но это безвредно, главное — достигался эффект «мертвого» плода, не проявляющего себя в утробе абсолютно ничем, что могла бы почувствовать мать. А это нам и было нужно.
— Где производился препарат?
— Не знаю, наверное, где-то у Павла в лабораториях. Его производили, видимо, в очень ограниченных количествах, исключительно для нас, так как, вы понимаете, использование его в официальной медицине исключено…
