Как показывает этот пример, одним из самых сильных факторов, лежащих в основе неприязни к практике прозрения, является страх перемены, страх потери своей индивидуальности — отражение влияния блокиратора природы будды номер пять, склонности определять себя как некое беспомощное, одинокое, полное тревоги или страха существо. Мать, о которой говорилось в этом примере, боялась утратить свою связь с сыном. Другие люди говорили: «Мне нужно рассердиться, чтобы что-то получилось». Одна моя ученица недавно рассказала мне о своих отношениях с неким поэтом, автором песен, который часто устраивал скандалы и не раз разрывал связь с ней, а потом всячески старался помириться. Их отношения были постоянным источником страданий и трагедий, любви и утраты. Наконец, она спросила своего друга:
— Нельзя ли, чтобы наши отношения были ровными, без всех этих взлётов и падений? Конечно, у нас есть какие-то разногласия, но обязательно ли превращать их в трагедию? Нужно ли, чтобы каждая размолвка становилась вопросом жизни и смерти?
Он некоторое время смотрел на неё, будто на пришельца с другой планеты:
— Для творчества мне нужен эмоциональный взрыв, — ответил он. — Все эти взлёты и падения в наших отношениях — они нужны мне, чтобы я мог писать стихи.
К счастью для неё, она не нуждалась в трагедии, чтобы выполнять собственные профессиональные задачи или обязательства, и после этого разговора они окончательно расстались.
Её история кажется мне особенно показательной, потому что многие люди не приемлют практику прозрения из-за неправильного понимания пустоты. Меня не раз спрашивали: «Если я пуст, если все, с кем я работаю, пусты, если все мои чувства пусты, как мне жить в обществе?». Люди боятся, что им придётся отказаться от своей индивидуальности или что их отношения и жизненные переживания лишатся смысла.
Подобные вопросы напоминают мне пару случаев из моего раннего детства. Большую часть первых лет своей жизни я провёл в Нубри, в непальских Гималаях, где зимой нередко свирепствуют снежные бури. Во время одного особенно сильного бурана, когда северный ветер сотрясал стены нашего дома, мне было очень страшно, что дом развалится. Я подбежал к одному из несущих столбов в главной комнате и изо всех сил прижался к нему, чтобы противостоять ветру. (Дом, конечно, не рухнул, но вряд ли мои усилия сыграли в этом какую-то роль.)
Я сравниваю этот случай с тем, что произошло несколько лет спустя, когда я совершил свою первую поездку на автобусе. Зимой я отправился с матерью из Нубри, которая была тогда отдалённой деревней без каких бы то ни было современных удобств — не было ни водопровода, ни электричества, ни мощёных дорог, — в Катманду, где климат мягче и мы могли провести зиму в относительном тепле и комфорте. Мы десять дней шли пешком по девственной, нетронутой местности, ночуя в пещерах или в полях и готовя еду с помощью утвари, которую несли за спиной. Потом мы попали в место, которое называется Горка. Там я впервые увидел грузовики и автобусы.
Моим первым впечатлением было, что это огромные звери. Передние фары казались глазами. При движении они сверкали. Их сигналы ревели как злые тигры. Когда мы подошли к одному из автобусов, мать сказала: «Нам нужно зайти внутрь».
«Ни за что!» — подумал я. Но мать была непреклонна и втащила меня в автобус. В первый день путешествия я был в ужасе. Я сидел в брюхе чудовища! Дороги, по которым мы ехали, были отвратительные — сплошные колдобины и выбоины, — и каждый раз, когда мы попадали на одну из них, я был уверен, что чудище перевернётся. Через несколько часов меня стало тошнить и рвать. Наконец мы приехали к остановке, и мать решила остановиться в придорожной гостинице. В ту ночь у меня поднялся жар и снова началось головокружение. Помню, как я смотрел на потолочный вентилятор, который не был включён, и мне казалось, что я вижу вращающиеся лопасти. Постепенно вся комната начала кружиться.
На следующий день мне стало немного лучше, и мать сказала мне слова, не оставляющие сомнений: «Нам нужно ехать». Когда мы залезли в автобус, мать нашла нам место на переднем сиденье. Я начал твердить самому себе почти как мантру: это просто лошадь, а не дикий зверь. Постепенно моё впечатление от езды в автобусе стало меняться. Я знал лошадей. Раньше я ездил на них верхом. Я открыл окно и принялся рассматривать зелёные деревья и траву — ведь мы ехали по южному Непалу. Казалось, что стоит лето.
Благодаря наблюдению собственного страха и изменению восприятия я примирился с ездой на автобусе. Что ещё более важно, это переживание было одним из моих первых упражнений в практике прозрения, которая по своей сути является процессом освобождения от предвзятых мнений, объединения с переменами и преодоления «слепого пятна», нацеленным на обнаружение внутренних возможностей, о которых я раньше и не мечтал.
Шаг четвёртый: сделай перерыв
Даже если вы попробуете все описанные здесь шаги, вам может показаться, что в практике ум ваш словно заволакивает туманом. Вас может охватить усталость, разочарование или скука. Возможно, у вас пропадёт желание посвящать практике даже минуту своего времени.
Поясним это на примере. Люди, начинающие заниматься бегом трусцой, поначалу могут бежать не больше пяти или десяти минут. Даже за такой короткий промежуток времени им может потребоваться передышка, а если им захочется удлинить время пробежки, то они не смогут этого сделать, потому что их организм просто не привык к длительным нагрузкам. Им приходится остановиться, как бы они ни хотели продолжать бег. Допустим, они продолжат свои пробежки, каждый день немного продлевая время и расстояние. В итоге они развивают способность пробежать без остановки много километров, и даже могут замахнуться на марафон! Точно так же важно делать перерыв, занимаясь практикой прозрения, особенно если она вам надоела или вы потеряли к ней интерес, если она кажется вам слишком скучной, аналитической и если эмоции, которые вы наблюдаете, усиливаются.
Как и в практике внимания, здесь тоже обязательно нужно остановиться, если чувства исчезают вовсе или вы достигаете по-настоящему глубокого переживания пустоты, благодаря чему двойственное восприятие улетучивается. Услышав такое, многие удивляются: «Почему мне нужно прекращать практику, когда она, как кажется, идёт так хорошо?».
Я сам задавал тот же вопрос своим учителям и даю тот же самый ответ. Привязанность к ощущению свободы возникает так легко, что у вас появится искушение вновь и вновь добиваться его. Расставание с чувствами избавления или облегчения — высшая практика прозрения. Мы расстаёмся с расставанием.
Сочувствовать
Безмерное сострадание само собой изливается на всех живых существ, страдающих в плену собственных иллюзий.
— Калу Ринпоче, «Светоносный ум: путь Будды»
Несколько месяцев назад одна моя ученица, упав с лошади, получила перелом таза. Пока она была прикована к постели, её друг порвал с ней отношения. По телефону и по электронной почте он осуждал её за то, что она «изображает жертву» и пытается вызвать сочувствие. Он сказал ей, что несчастный случай с ней был результатом «плохой кармы», потому что у неё были неправильные взаимоотношения с семьёй. Всё это время она отказывалась говорить о его реакции, не выставляя своего бывшего парня негодяем в глазах друзей и членов семьи и не укрепляя это мнение в собственном сознании.
