Несмотря на все запутанные интриги, новость о кончине аль-Салиха все же просочилась, вызвав тревогу и беспорядки в Каире. Скоро и Людовик узнал, что, как он позже заявил, «султан Египта окончил свою презренную жизнь», и это увеличило надежды французского короля на победу.
[376]
Теперь перед крестоносцами стояла нелегкая задача — преодолеть барьер, который представляла собой река Танис с очень быстрым течением. Людовик собирался построить нечто вроде дамбы «из дерева и земли» через реку. Чтобы достичь этой цели, король поручил своему «главному инженеру» Жослену де Корно выполнить план, состоящий из двух этапов. Сначала были построены два «кошачьих домика» — передвижные башни с вытянутыми «кошками» — защитными экранами, под прикрытием которых могло вестись строительство. Одновременно с побережья были доставлены восемнадцать камнеметательных машин для обеспечения огневого прикрытия. Когда эти хитроумные приспособления были собраны и установлены на позиции, начался второй, более сложный и опасный этап — сооружение самой насыпи.
К несчастью для франков, в египетской армии тоже имелось шестнадцать баллист на южном берегу Таниса. Как только крестоносцы оказались в радиусе их действия, Фахр ад-Дин приказал вести постоянный обстрел. Камни, дротики, стрелы летели дождем. Как и многие мусульманские армии до них, Айюбиды в Мансуре имели огромное технологическое преимущество над латинянами — большой запас легковоспламеняющегося греческого огня. Фахр ад-Дин обстреливал деревянные башни латинян греческим огнем. Жану де Жуанвилю было приказано на протяжении нескольких ночей охранять одну из уязвимых башен. Позднее он откровенно описал, какой ужас испытали он и его люди, наблюдая за греческим огнем, «когда он летел в нас, походил на огромную бочку с уксусом, за которой тянулся огненный хвост длиной с древко копья. Звук, который он издавал в полете, напоминал раскаты грома с неба; казалось, что это дракон прорезает воздух. Свет, который шел от этой огромной пылающей массы, был так ярок, что весь лагерь представал как на ладони, словно днем». Как-то раз в начале 1250 года, когда Жан и его люди не были на дежурстве, обстрел Айюбидов наконец оказался успешным, и башни загорелись. Благодарный за то, что это произошло не в его дежурство, Жан написал: «Я и мои рыцари благодарили Господа, что Он уберег нас, ибо будь мы ночью на страже, то сгорели бы живьем».
[377]
Даже при наличии «кошачьих домиков» попытки сделать насыпь были неудачными, потому что быстрое течение реки разрушало конструкцию. На первой неделе февраля Людовик велел прекратить ненужный труд, и дух армии резко упал, поскольку Крестовый поход, казалось, зашел в тупик. Однажды к Людовику пришел бедуин (в других источниках его называют дезертиром из египетской армии) и сказал, что может показать надежный брод, который обеспечит доступ на южный берег реки. У Людовика возродилась надежда, и он объявил, что немедленно воспользуется бродом для внезапного нападения на лагерь Айюбидов.
Понимая, что операция связана с колоссальным риском и, если латиняне будут окружены и схвачены на противоположном берегу реки Танис, последствия могут быть ужасными, Людовик действовал осторожно. Чтобы избежать обнаружения, было решено переправляться до рассвета. Глубина брода и необходимость действовать быстро не позволили использовать пехоту, и для участия в переправе были выбраны только конные рыцари и сержанты. А чтобы обеспечить строгую дисциплину, эти люди были выбраны из числа доверенного французского контингента Людовика, а также рыцарей тамплиеров и госпитальеров. Франки Утремера и тевтонские рыцари оставались в лагере для его защиты. Было очень важно, чтобы вся ударная группа успела добраться до южного берега и перегруппироваться до начала атаки. Поэтому Людовик приказал ни в коем случае не нарушать строй.
[378]
Сражение при Мансуре
Во вторник 8 февраля 1250 года еще до рассвета план короля начал претворяться в жизнь. Впереди шли тамплиеры, за ними — группа рыцарей под командованием брата Людовика Роберта д’Артуа, среди которых был англичанин Уильям Лонгсуорд, граф Солсбери. Вскоре стало очевидно, что брод глубже, чем ожидалось, лошадям придется плыть. Кроме того, на крутых илистых берегах некоторые крестоносцы скользили, падали в воду и тонули. Тем не менее сотни франков появились на противоположном берегу.
Когда начало вставать солнце, Роберт д’Артуа принял внезапное и поспешное решение начать атаку и устремился во главе своих людей к береговой базе Айюбидов. В неразберихе тамплиеры последовали за ним, а Людовик и основные силы крестоносцев еще переправлялись через реку. В этот момент все надежды на упорядоченное наступление рассеялись. Неизвестно, что заставило Роберта действовать так стремительно: возможно, он увидел, что шанс на неожиданную атаку ускользает, или стремился к славе и известности. Когда он поскакал вперед, те, кто остался позади, и среди них король, должно быть, испытали смесь шока, удивления и гнева.
Но даже при этом сначала создавалось впечатление, что поспешность Роберта может оказаться удачной. Ворвавшись в мусульманский лагерь, где многие еще спали, 600 крестоносцев и тамплиеров графа встретили лишь очень слабое сопротивление и начали разить врага направо и налево. Фахр ад-Дин, выполнявший утренние омовения, быстро надел первые попавшиеся одежды, вскочил на лошадь и поскакал в бой, даже толком не вооружившись. Сразу же наткнувшись на двух рыцарей-тамплиеров, он был убит. Бойня шла по всему лагерю. Один франк описал, как латиняне «убивали всех, не щадя никого», и заметил, что «было грустно видеть так много мертвых тел и пролитой крови, и утешало лишь то, что это были враги христианской веры».
[379]
Это жестокое нападение смяло лагерь Айюбидов, и, если бы Роберт теперь решил закрепить свой успех, перегруппировать силы и дождаться подхода Людовика, победа франков могла стать быстрой и блестящей. Но этому не суждено было случиться. Уцелевшие в кровавой бойне мусульмане бежали в Мансуру, и граф д’Артуа принял поспешное и необдуманное решение броситься в погоню. Когда он собрался устремиться за ними, командир тамплиеров призвал к осторожности, но граф обвинил его в трусости. Согласно рассказу одного из очевидцев, тамплиер ответил: «Ни я, ни мои товарищи, не боимся… но позвольте сказать, что ни один из нас не вернется — ни вы, ни мы».
Вместе они быстро преодолели короткое расстояние до Мансуры и ворвались в город. Но здесь ошибочность их отважного, но самоубийственного решения сразу стала очевидной. На открытой равнине, пусть даже в лагере Айюбидов, христиане имели свободу маневра и сражались небольшими сплоченными группами. Но, очутившись на узких городских улицах, они были вынуждены менять стиль боя. Хуже того, в Мансуре они оказались лицом к лицу с элитными воинами Бахрии, которые были расквартированы в городе. Это была первая стычка латинян с «львами сражения». Мусульманский хронист описал, что мамлюки сражались решительно и безжалостно. Они окружали крестоносцев со всех сторон, атаковали, используя копья, мечи и луки. Из 600 рыцарей, ворвавшихся в Мансуру, уцелела лишь горстка. Роберт д’Артуа и Уильям Лонгсуорд были убиты.
[380]
