Наконец она решила больше не медлить. Человек, на которого Грахам надел наручники, повернулся к нему и громко выругался по-испански. Он мотнул головой, с которой тут же слетела шляпа, и по его плечам рассыпались длинные темные волосы. А лицо его оказалось совсем не мужским. Арестованный Грахамом преступник был не мужчиной, а женщиной.
Эмма выскочила из джипа и бросилась вперед, с блокнотом в руке.
– Кто вы? – спросила она.
Женщина не ответила сразу, а лишь внимательно посмотрела на Эмму.
– Знаю тебя, – через несколько мгновений промолвила она с легким акцентом. – Ты журналистка. Та, которая искала Лорен Старлинг.
– Да. – В горячке последних событий Эмма почти забыла о пропавшей телеведущей. – А вы знаете Лорен Старлинг? Видели ее?
Женщина сомкнула свои пухлые губы и повернулась к Грахаму:
– Я хочу позвонить своему адвокату.
– Для этого у вас будет достаточно времени, – сказал Грахам. – Почему бы вам для начала не назвать себя?
Женщина вздернула подбородок:
– Я – Валентина Феррари. Мой отец…
– Хорхе Феррари, посол Венесуэлы в Соединенных Штатах. – Эмма шагнула к ней, проигнорировав нахмурившегося Грахама. – И вы подруга Ричарда Прентиса.
– Ничья я не подруга, – ледяным тоном возразила Валентина.
– И случайно оказались на ранчо Ричарда Прентиса, – заметил Грахам. – Вместе с ракетой «Хелфаер» в вашей машине. Это Прентис просил вас украсть ее для него?
– Отказываюсь что-нибудь еще говорить. Я хочу связаться со своим адвокатом, с моим отцом и с представителем Государственного департамента.
– Круз! – крикнул Грахам. – Отвези мисс Феррари в отдел полиции и оформи задержание.
Подошел Марко, чтобы увести Валентину. Грахам взял Эмму за руку и увлек ее обратно к их джипу. Он молчал, пока они пристегивали ремни и трогались с места. Эмма оглянулась на три машины позади:
– А что дальше?
Он ничего не ответил. Джип огибал камни и рытвины, а Грахам мертвой хваткой держал руль, сжав зубы и глядя прямо вперед. Он словно забыл о ее существовании, хотя явно кипел от злости.
– Не делай так, Грахам, – промолвила она.
– Не делай – что?
– Хватит играть со мной в молчанку. Я ничего плохого не натворила. Оставалась в машине, пока опасность не миновала. – Не могла же она сидеть сложа руки и ждать его разрешения? Все-таки она взрослый человек и к тому же должна выполнять свои профессиональные обязанности.
Грахам перехватил поудобнее руль и тяжело вздохнул.
– Я сержусь не на тебя. Я сержусь на самого себя за то, что не остановил Прентиса раньше. Сейчас в это дело вовлечена иностранка, дочь посла, а значит, заниматься им будут политики. У нее дипломатический иммунитет, и мы ничего с ней сделать не сможем.
– Разве дипломатический иммунитет в Соединенных Штатах распространяется на человека, если он подозревается в убийстве?
– Подобные истории уже случались. Иногда страны лишали дипломатического иммунитета своих провинившихся граждан, но бывало такое крайне редко. У Соединенных Штатов только что немного наладились отношения с Венесуэлой, поэтому никто на нее давить не будет. Мне хотелось найти ниточку, потянув за которую можно было распутать это дело, но оно запуталось еще сильнее.
– Ты во всем разберешься. А я помогу. Может, поговорю с ней как женщина с женщиной. Или…
Он ударил по тормозам, и ее бросило вперед. Машина остановилась, и он повернулся к ней:
– По-твоему, ты недостаточно нам помогла?
– Ч-что ты имеешь в виду? – Она с тревогой на него посмотрела, жалея, что в полумраке не очень хорошо его видит. О его эмоциях она могла судить лишь по тембру голоса, в котором досада смешивалась с чем-то другим, ей непонятным.
– О чем ты думала, когда открыла огонь по ним? – резко спросил он.
– Ты вел машину, а они стреляли по нам. Кто-то должен был им ответить. Зачем ты вообще дал мне карабин?
– Я не думал, что ты правда будешь стрелять! Ты же сказала, что не любишь оружие.
– Не люблю. Но я должна была тебя защитить.
Он прожег ее взглядом, а потом расхохотался.
Она почувствовала, как он трясется от смеха.
– Что тебя так развеселило? – спросила она.
– Ты. – Он вытер глаза. – Я же коп. И это мне надо тебя защищать. А не наоборот.
– Может быть, нам обоим следует защищать друг друга.
Он крепко сжал руль здоровой рукой. На его лице играли желваки.
– Пойми, как это нелегко для меня. Я не привык, чтобы женщина засыпала меня вопросами и ставила под сомнение все мои решения.
– Я ничего против тебя не имею, Грахам. Доверяю тебе, но не люблю, чтобы мною командовали.
– Даже когда это для твоей же пользы?
– Я без чьей-либо помощи определю, что для моей пользы, а что нет. А ты разве не самостоятельно принимаешь решения?
– Конечно, самостоятельно.
– И не отказываешься от своих прежних слов, что любишь меня?
– Не отказываюсь.
– И я тоже тебя люблю. По-твоему, этого недостаточно, чтобы два самостоятельных человека поладили?
Он повернулся к ней, взял ее за руку и сжал.
– Думаю, это хорошее начало, – сказал он.
Следующим утром Грахам приехал в штаб рейнджеров пораньше, но все равно его товарищи уже были на месте.
– Мы выяснили, кто оставил отпечатки пальцев, капитан, – сказал Симон.
Грахам прочитал доклад Симона. Отпечатки пальцев Валентины Феррари совпадали с теми, что они нашли в самолете Бобби Пейса.
– Один узелок развязали, – заметил Грахам и бросил доклад на стол. – Но пользы нам от этого мало.
– Убившая Пейса пуля того же калибра, что и у пистолета, который был у Валентины во время ее ареста, – добавил Симон. – Но баллистическая экспертиза еще не закончена.
– Значит, Бобби Пейса застрелила она. – Майкл присвистнул. – Застрелила хладнокровно.
– Похоже, власти и денег ей недостаточно, – заключил Симон.
Грахам посмотрел на часы:
– В половине девятого у меня встреча с мистером Феррари. Послушаем, что он обо всем этом скажет.
– Если мы не вправе завести на нее дело об убийстве, может, она посодействует в обличении Прентиса, – рассудил Майкл.
– Он уже сделал заявление для прессы. Утверждает, что дома его не было и он не имеет понятия, как оказалась в его владениях Валентина, а о ракете знать не знает.
– Дома его точно не было, – сказал Симон. – Прентис и посол обедали вместе с мэром, членами городского совета и еще по крайней мере пятьюдесятью гостями.
