Потом эта тема духовной войны. Раньше я часто думал о том, какие потери я несу в повседневных битвах. Что чувствовали солдаты в такой затяжной войне, как вьетнамская? Часто бывают дни и часы, когда хорошо уже то, что ты не находишься под давлением, искушением, испытанием или физической атакой. Не представляю большей радости, чем освобождение от боли или атак. Я знаю, что это исключительно важно, намного больше моего понимания, потому что я недооцениваю мою готовность терпеть дальше.
Хорошо. Это слово звоном отдается в ушах. И даже болью. Терпеть. Я недооцениваю мою готовность терпеть дальше. Похоже, в этом и коренится источник моей боли. Я долго сижу, зажав голову руками. Это качество, которое мне нравится в себе больше всего и которое мне кажется самым благородным, — моя готовность терпеть. И все же я думаю, что это не только благородно. Может, даже в чем-то разрушительно.
«Иисус, приди в это место. Приди сюда. Что Ты хочешь сказать мне здесь насчет этого?»
Долгое молчание. Смогу ли я услышать Бога в этом или об этом? Или это слишком серьезный вопрос, слишком интимный?
Однако все дело действительно в терпении. Я знаю, что коснулся чего-то очень большого. Когда я так живу, в моей жизни мало места для радости. В Терпении мало места для радости. Я пытаюсь расставить все по местам. Откуда все это приходит? Это грех? Ранимость? Насколько глубоко это сидит во мне? Думаю, за Терпением прячется много неверия, точно так, как в моем убеждении, что никто не сможет этого сделать и потому все приходится делать мне, Оно также похоже на падение Самсона, когда мы обнаруживаем в себе силу или качество, которое помогает нам пробиваться в жизни, и делаем из них идола, на которого возлагаем все свои надежды и чаяния. Для одних это ум. Для других — способность делать людей счастливыми. Для меня — моя готовность терпеть.
Но как только мы делаем из этой силы или качества идола и обращаемся к нему за защитой, он становится мертвой зоной или белым пятном. Зоной, куда мы не хотим никого пускать. Даже Бога. И постепенно это место становится нашей погибелью.
«Иисус, я не хочу сказать, что это недосягаемый ипи неразрешимый вопрос. Ты можешь поговорить со мной об этом. Пожалуйста» сделай это. Я прошу Тебя».
Мотив
Давайте вернемся к тому, что является основополагающим в нашем стремлении ходить с Богом и преображении, ибо именно этого Он хочет от нас. Все дело в том, что за всем, что мы делаем, стоит какой-то мотив.
В христианской общине мы склонны акцентировать внимание на поведении, это и правильно, и неправильно. Конечно, очень важно то, что мы делаем. Важно, как вы относитесь к людям. Важно, лжете ли вы, крадете или изменяете супругу.
Наши поступки и действия влекут за собой очень серьезные последствия. Но, по словам Иисуса, святость — зона ответственности сердца. Именно в ней состоит главный смысл знаменитой Нагорной проповеди. Иисус спрашивает: «Зачем вы молитесь, — чтобы вас считали святыми? Зачем вы жертвуете, — чтобы вас считали щедрыми? Зачем вы поститесь, — чтобы произвести впечатление на других людей?»
Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного. Итак, когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах…
И, когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми…
Также, когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры, ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. А ты, когда постишься, помажь голову твою и умой лице твое, чтобы явиться постящимся не пред людьми, но пред Отцом твоим, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно (Мат. 6:1, 2, 5,16–18).
Иисус переносит весь вопрос истинного благочестия из внешней сферы во внутреннюю. Он возвращает нас к мотивам. Если мы последуем за Ним в этом вопросе, Он откроет нам просторы благочестия.
Если мы будем честны относительно того, что побуждает нас.
Я заметил, что на организованных нами семинарах я старюсь быть особенно добрым и внимательным к людям. Почему? Возможно, это любовь. Но также возможно, что я хочу выглядеть добрым и внимательным. Я много времени потратил на эту книгу. Зачем? Хочу ли я донести до вас истины наилучшим образом — или я хочу произвести на вас впечатление, чтобы вы обо мне хорошо думали и чтобы мне было приятно?
Вы хотите что-то сказать своему другу или коллеге и решаете написать ему электронное письмо. С какой целью? Потому что ему так будет легче понять вас, или потому что легче стрелять на расстоянии?
Мы верны в посещении церкви. Почему? Потому что мы действительно хотим поклоняться Богу или потому что люди начнут говорить о нас, если мы станем пропускать собрания? Мы ненавидим выяснение отношений и никогда не выступаем на собраниях. Почему? Это смирение или стремление всем понравиться? Мы хотим, чтобы наши дети вели себя прилично на людях. Зачем? Может, наше желание как-то связано с тем, что они являются нашим отражением? А что можно сказать про нашу одежду? Носим ли мы то или иное, потому что оно нам нравится? Или потому, что мы хотим выглядеть строгими, современными, сексуальными, или же мы отчаянно пытаемся соответствовать ожиданиям других людей, потому что до смерти боимся, что они будут говорить о нас?
За всем, что мы делаем, стоит какой-то мотив.
Но многие люди не понимают, что наша личность руководствуется глубоко укоренившимися мотивами, которые стоят за поступками и действиями. Назовем это подходом к жизни. Вы когда-нибудь спрашивали себя, что стоит за вашим подходом к жизни? Как я уже говорил, я могу сильно привязаться к чему-то. Отчасти это происходит из-за ран, полученных в детстве. Я не люблю ни от кого зависеть. Но отчасти это происходит из-за моей греховной реакции на эти раны, это результат моего нежелания зависеть от кого-то. Даже от Бога.
Некоторые из вас всегда дружелюбны. Я никак не могу научиться этому. Но что это, ваше природное жизнелюбие или страх вашей личности столкнуться с отверженностью? Вы говорите, что вы неорганизованный человек, и, может быть, это правда, но как это проявляется в вашей жизни? Может, вам просто удобно переложить бремя организации на чужие плечи?
Я знаю людей, которые утверждают, что чувствуют себя неуютно на улице, поэтому они не любят всякие вылазки. Может быть, это вопрос предпочтений, но почему это проявляется в них? Может, они не хотят выставлять себя на всеобщее обозрение? Может, дома их держит страх, что, выйдя на люди, они всем покажут, что на самом деле они совсем другие, не такие, какими кажутся?
Я слышал, как женщины говорили: «Я не люблю все эти женские штучки — тряпки, украшения и всякое такое». Может быть. А может, такие женщины относятся к мужеподобному типу. Но тогда каким образом это действует в них? Может, они хотят избежать даже мысли о собственной женственности?
