Козлов стащил с плеч ранец десантника, перевернулся на спину и раскрыл его. Почти не глядя, на ощупь, капитан извлек наружу два фанерных силуэта и металлическую рамку с длинной рукоятью снизу. Руки снайпера действовали сноровисто, как у профессионального фокусника. Фанерные силуэты он прикрепил к рамке, сделав довольно четкую грудную мишень с детально нарисованным лицом. На голову «Чонкина» Козлов надел вязаный подшлемник.
— Готово, — произнес капитан.
— Действуй, — приказал майор, затаившись под окном.
Козлов подобрал осколок кирпича и бросил его в соседнюю комнату на кусок листового железа, деформированного от огня. Металл загремел. Затем он вытащил зажигалку и несколько раз ее зажег, имитируя прикуривание. Выждав несколько минут, медленно стал поднимать «Чонкина». Едва «голова» на треть появилась из-за подоконника, и тут, подобно щелчку хлыста, прозвучал одинокий выстрел.
Козлов мгновенно убрал мишень-приманку и сдернул подшлемник:
— Вот каналья, — почти восторженно пробормотал: — Прямо в лоб. — Внимательно оглядел сквозное отверстие, для чего-то сунул туда палец и произнес: — Третий этаж на одиннадцать часов.
Что на нормальном языке обозначало — ближайшие два окна слева.
— Все ясно, — кивнул Егоров, — ждешь двадцать минут, потом повторяешь свой номер. — И ужом выполз из комнаты на лестницу.
— Понял, не дурак, — ответил Козлов, снова натягивая на простреленную голову подшлемник.
Время тянулось утомительно долго, капитан успел перекурить, и не один раз, поиграть с тенями, изображая передвижение по комнате. Затем, взглянув на циферблат, снова медленно стал поднимать «Чонкина». На этот раз выстрел оказался неточным, пуля ударила высоко в стену, а через несколько минут с третьего этажа показался счастливо улыбающийся во весь рот Егоров.
— Я его сделал, Серега, — заявил майор.
— Он был один?
— Один, без ансамбля. Сидел один, как сыч.
— Тогда все, работа выполнена. Вызываем морскую пехоту?
Капитану не терпелось поскорее выйти из боя, в конце концов их специфика — «ювелирная работа», а не ширпотреб, выражаясь гражданским языком. Но у старшего группы было на этот счет другое мнение.
— Подожди с морской пехотой. Их всего шесть человек, много они навоюют вшестером? Закрепились, пускай сидят, в крайнем случае, нам будет куда отойти, если что. А пока посмотрим, какие открываются перспективы.
Снайперы спустились на первый этаж, где за раскуроченной плитой перекрытий лежал Савченко.
— Ну, Витек, теперь бегом на ту сторону улицы, — сказал Егоров.
— А как же снайпер? — удивленно спросил Виктор.
— Вот и я о том, — улыбнулся майор, — пойдем, посмотрим, как он там.
Улицу пересекли по одному, короткими перебежками. Огня по ним никто не открывал, видимо, этот сектор контролировал один снайпер.
В полуразрушенной трехэтажке, пока они поднимались, майор разрядил три растяжки, прикрывающие проход по лестнице — две наступательные гранаты «РГ» и одну самодельную: кусок водопроводной трубы с надрезами для большего количества осколков, наполненной толом, выплавленным из неразорвавшегося снаряда с самодельным взрывателем. «Сюрпризы» майор рассовал по подсумкам, и они двинулись дальше.
«Гнездо кукушки», или, проще говоря, логово снайпера обнаружили на самом верху, в угловой комнате. С этого места открывался отличный обзор градусов эдак на двести сорок.
Кроме оборудованной снайперской позиции с секторными бойницами, тщательно замаскированными под цвет стены, у чеченского стрелка неплохо был налажен быт. В соседней комнате обнаружили расстеленный спальный мешок, там же была установлена плитка на бензине, неподалеку от нее штабелем были выложены консервы. Дальше лежал открытый патронный цинк армейского, ядовитого цвета. Возле цинка высились две стопки автоматных магазинов, в правой стопке поблескивали новенькие патроны, слева были сложены пустые магазины. В самом дальнем углу был расстелен молельный коврик, на котором снайпер выполнял намаз.
Сам «хозяин» этого нехитрого скарба, одетый в потрепанный, выгоревший на солнце камуфляж, лежал на стрелковой позиции, уткнувшись лицом в автомат Калашникова с оптическим прицелом. Вокруг его головы разлилась бурая лужа густой, липкой крови. Кровь была еще теплой: над ней поднимался легкий пар.
Капитан Козлов поднял автомат и, держа оружие за цевье, продемонстрировал напарнику приклад, на котором были вырезаны насечки. Виктор не хуже офицеров понимал, что эти насечки обозначают. Каждый надрез на дереве был отобранной жизнью солдата или офицера федеральных войск.
— Странно, — задумчиво произнес Егоров, глядя на автомат. — Больше трех десятков насечек. Настоящий профи, таких чечены берегут, как зеницу ока, минимум с десяток рыл должны его оберегать, а тут никого. Изгой, что ли?
— Да нет, скорее всего, счел себя суперменом. Один против всех, и направление здесь второстепенное, крупных сил федералов не будет, — пояснил Козлов и, указав на трос, тянущийся из комнаты во двор, добавил: — Тем более, у него был на всякий случай подготовлен вариант скоростного отхода. Я думаю, что он здесь был не один, на ночь приходили сторожа, беречь драгоценный сон мэтра. Когда мы поднимались, на втором этаже я обнаружил довольно обжитые стрелковые позиции.
— Может быть, может быть, — согласился майор.
Устав держать автомат на весу, капитан повернулся к Виктору и протянул ему оружие:
— Держи, парень. Скоро здесь закончим, и кинут вас в горы, добивать зверя в его собственном логове. А с вашими мелкашками там не сильно навоюешь. Для гор «АКМ» — «машина» что надо, а с оптикой — вообще мечта. Сам убедился еще в Афгане. Только запомни две истины.
— Какие? — спросил Виктор, взяв в руки непривычно тяжелый автомат.
— Первое: оружие любит ласку, чистоту и смазку. Будешь смотреть за «калашом», он тебя никогда не подведет. Второе: в бою главное — четко знать количество патронов, а чтобы не считать каждый выстрел, когда снаряжаешь магазин, первыми заряжай три-пять трассирующих. После этого всегда будешь знать, когда заканчиваются патроны. Понял?
— Понял, — кивнул Савченко.
— Ладно, Макаренко, заканчивай ликбез, — перебил Козлова майор. — Пойдем, посмотрим, какая панорама открывается с противоположной стороны.
Они вышли из комнаты и двинулись по длинному, захламленному коридору, над головами свисали обломки штукатурки, намертво прилипшие к деревянной обшивке, в стенах зияли большие проломы от снарядов.
Противоположный край дома выходил на соседнюю улицу, которая все еще находилась под контролем боевиков. Здесь царила безжизненная пустота, лишь воздух по-прежнему был наполнен артиллерийской канонадой.
