Согласно данным, которые приводит The New York Times, американские семьи с одним родителем имеют значительно меньше средств на внеклассное развитие и хорошее образование для детей
[185]
.
Меньше социальных возможностей и у самих родителей. Несколько лет назад я принимала участие в международном семинаре «Существует ли феминизм в наши дни». Среди участниц была коллега, приехавшая с двухлетней дочерью.
Нанять няню не было возможности, поэтому она приводила ребенка на лекции. Живая и подвижная девочка привлекала к себе много внимания, практически срывая занятия, в результате чего разгорелась дискуссия.
С одной стороны, участницы и лекторы ехали издалека и рассчитывали на серьезную работу, которая не складывалась из-за непоседливого ребенка. С другой – феминистский семинар и затевался с целью привлечения внимания к социальным проблемам, таким, например, как возможность участия в общественной жизни матерей маленьких детей.
Эта ситуация, которую удалось урегулировать однократно – был найден доброволец, согласившийся «посидеть» с ребенком на время лекций, – красноречиво показала, что проблема совмещения родительства и других жизненных приоритетов полностью находится в зоне ответственности матери.
Еще несколько десятилетий назад деторождение являлось бесспорной целью для абсолютного большинства советских женщин. В наши дни в связи с изменившимися экономическими условиями даже первого ребенка не рожают автоматически
[186]
.
Однако новые социальные обстоятельства не учитываются при формировании демографической политики.
Право на выбор
В наши дни демографы присматриваются к новому социальному феномену – добровольной бездетности. Специалисты считают, что это явление стало возможным и широко распространилось на основе «контрацептивной революции»
[187]
.
Постсоветская пресса оценивает однозначно негативно опыт людей, чьи жизненные планы не включают родительство:
Чайлдфри, кто не в курсе, – это люди, которые не желают размножаться. В принципе. Наотрез. Это такая новомодная «философия». Программа за программой, статья за статьей «свободные от детей» поступательно наращивают экспансию на информационное пространство.
И даже одерживают первые победы, лишая публику и самообладания, и дара речи. Вот-вот зашевелится червячок сомнения: есть ли вообще материнский инстинкт? Итак, материнский инстинкт, как и гравитацию, мы не можем отменить. Почему тогда от него открещиваются? Психиатры знают, что искажение инстинктов говорит о глубине поражения психики и ухудшает прогноз заболевания.
Мы это наблюдаем у больных шизофренией или психопатией. Так что настроения чайлдфри – сигнал очень тревожный, прежде всего для самих идеологов движения
[188]
.
Мотивы добровольной бездетности могут быть разные – от страха перед физическими аспектами воспроизводства и нелюбви к детям до финансовой неуверенности и реализации жизненных ценностей в других сферах жизни
[189]
.
Но массовая печать, ориентируясь на достижение драматического эффекта при обращении к теме чайлдфри, не принимает во внимание ни многообразия персональных факторов, ни социальных условий, влияющих на принятие репродуктивного решения.
Отказ от родительства описывается в терминах психопатологии, но у бездетной женщины нет и права «хотеть ребенка слишком сильно».
Российский социолог Ольга Исупова, исследуя, как в популярном воображении конструируется отношение к «искусственным» способам зачатия, отмечает, что «слишком сильное желание» родить паталогизируется, как и отсутствие желания рожать.
С точки зрения «здравого смысла» аномальными считаются добровольно бездетные, многодетные и те, у которых не получается зачать легко и естественно, но они все равно хотят «размножиться».
Исупова показывает, что в массовом сознании степень враждебности к людям, которые прибегают ко вспомогательным репродуктивным технологиям, с годами становится меньше, но ее место занимает настороженность
[190]
.
Если описание бездетности граничит с «заболеванием» и обозначается в терминах психиатрии, то «одиночному» материнству приписывается такой антиобщественный порок, как эгоизм:
Была одинока? Всю жизнь мечтала о ребенке? Возможно. Но мне почему-то кажется, что движущая сила всей этой истории – эгоизм. Причем явление под названием «родить ребенка для себя» сегодня обретает массовый характер.
Тенденция, конечно, не новая. Такие мысли были и у советских женщин. Помните фильм «Ребенок к ноябрю», в котором героиня подыскивала кандидатуру отца для будущего ребенка среди незнакомцев? Но в последние годы желание родить для себя возводится в культ. Мол, мужчин для создания семьи на всех не хватает.
Моя знакомая, отчаявшись выйти замуж, когда ей перевалило за 30, поставила себе цель – во что бы то ни стало родить ребенка. Кто будет отцом, для нее было неважно. Главный критерий – здоровый и внешне более-менее терпимый. Женатый или холостой – не имеет значения, ведь семью с ним создавать она не собиралась.
Мечту свою знакомая осуществила. Правда, после рождения дочери с головой ушла в работу, пытаясь прокормить малышку и одеть так, чтобы ребенок не чувствовал себя обделенным. В итоге дочь почти никогда не видит свою маму и оттого выглядит очень несчастной…
[191]
Таким образом, любое репродуктивное решение незамужней женщины, будь то добровольный отказ от детей или поиск альтернативных сценариев родительства, оценивается негативно.
Регулярное обращение медиа к этой теме и культура, оправдывающая вмешательство в приватную сферу, складываются в идеологию морального давления, которое заметно даже женщинам, воспитывающим детей.
