– Что ты там такое поешь, о, муж мой?
– Да так…
Паннония… обширная равнина в окружении гор, с полноводными реками – Дунаем-Данубием, Дравой, Савой, и их многочисленными притоками. Под какой из них могила зловещего властителя гуннов, и после смерти не оставляющего никого в покое? Саргана, увы, этого не знала. Знала только того человека, который знает… Его еще нужно было найти.
– Найдем, это недалеко, – успокаивала воительница. – Он в Альба-Регии, при дворе старшего сына великого правителя – Эллака. Перебрался туда с запада, когда туда пришла смерть, тем, верно, и спасся.
– А если – не спасся?
– Тогда найдем другого.
Саргана – вот уж чего не отнять – всегда была полностью уверена во всем. Может, это на нее повлияло общение с Варимбертом-херцогом, философом-циником, надо сказать, изрядным.
Варимберт… жив ли еще херцог?
– Жив. Я верю – жив!
Ну, вот… Вот, опять она так это сказала, словно бы знала наверняка! И заулыбалась, прикрыв глаза веками… мечтательно так, можно даже сказать – романтически. Видать, если и был у грозной гуннки любимый – так это именно херцог.
Ах… красивая все-таки женщина, эта Саргана! Не такая, конечно, как Хильда… то есть, воительница была красива иначе. У Хильды – красота нордическая, европейская. Саргана же как степь весной: вроде – трава травой, но стоит только присмотреться, задержать взгляд… Странно, но Рад не испытывал плотского влечения к всаднице степных кочевий, и не потому, что та ему не нравилась, нет, в этом случае, князь, скорее, испытывал некоторое стеснение из-за того, что произошло тогда в бане перевозчика Кия. Молодой человек понимал – строптивая гуннка пришла тогда именно к нему, именно за тем, чтобы сблизиться… зачем? Просто мимолетное желание, влечение? Скорее всего, именно так, а как же иначе? Саргана, что же, решилась пойти на любовный контакт с какими-то затаенными далеко идущими целями? Подозревать ее в этом князю не хотелось, да и повода воительница не давала, тем более – именно ей Радомир был обязан жизнью горячо любимой супруги. Если б не снадобье, зелье…
– Саргана, – подогнав коня, князь быстро догнал всадницу. – Помнишь, ты обещала мне показать травы?
– Травы? Что еще за травы?
– Те, что для снадобья.
– Ах, эти, – воительница потрепала лошадь по гриве. – Рано еще, в степи даже тюльпаны не зацвели.
– Так ты их просто назови, скажи, как что делать?
– Нельзя сказать – показать надо! Не обижайся, придет время – покажу. – Саргана немного замялась, даже закусила нижнюю губу, словно бы давно хотела что-то у князя спросить, да все не решалась… и вот, наконец…
– Расскажи мне о херцоге… все, что помнишь.
Молодой человек озадаченно посмотрел в небо, на разноцветные – синие, изумрудно-зеленые, золотисто-пурпурные – дождевые тучи, на ярко-бирюзовые разрывы неба. Словно какой-нибудь художник взял да набросал кистью кляксы.
– Да не особенно-то долго мы с херцогом и общались. Ну, что вспомню, скажу… Сейчас… Пословицы он очень любил, поговорки римские – и к месту, и не к месту вставлял. Нет, все-таки больше – к месту.
– Это я знаю, – тихо вздохнула Саргана. – Ты говори, говори…
Нет, не забыло степное сердце разбитного бродягу гота, воина и философа Варимберта, еще не так давно – доверенного человека самого Аттилы-рэкса, а ныне… ныне – только один Бог знает.
А может, он сейчас здесь, в Паннонии? Почему бы и нет? Живет себе где-нибудь в том же Аквинкуме… или по-простому – Аквинке, денег у херцога на безбедную жизнь предостаточно, только вот, вряд ли ему спокойная жизнь придется по нраву – однако это уж другой вопрос.
– Если жив, может, и встретимся, – негромко про тянул князь. – Паннония – не такая уж и большая.
Воительница тут же вскинулась:
– Он жив, жив! Я чувствую, знаю… И херцог – в Паннонии! Именно здесь, есть тут кое-что, то… что его привлекает.
– Не то ли, что ищем и мы?
Воительница сверкнула очами, темными, словно степная ночь, но видно было, что с трудом – взяла себя в руки:
– Просто уж он такой человек, этот херцог. Все время что-то ищет.
Радомир подавил усмешку: ага, ищет… табуретки с брильянтами! Авантюрист – вот как такие люди называются.
– Этот твой человек… – князь поспешно перевел беседу в иное, куда более конкретное, русло. – Про которого ты говорила. А если он не в Альба-Регии? Где тогда искать?
– Там и спросим.
Молодой человек лишь плечами пожал – в общем, вполне логично.
– Альба-Регия ведь не так уж и далеко, – подъехав ближе, присоединилась к беседе Хильда. – Мы ведь ее уже проезжали, когда возвращались. Два года прошло, я помню. Правда, вот Альба-Регию – плохо.
– Думаю, к вечеру мы там будем, – кивнув, воительница вдруг насторожилась: – Что это там за шум впереди?
В половине римской мили, чуть впереди основных сил отряда, как и всегда, шли высланные князем разведчики, на сей раз – братцы-язычники, даны Готбольд и Ракса, «юные отморозки», как их называл Рад. Да-да, именно их была очередь… Парни как раз скрылись на повороте, за густыми кустами бузины и орешника – именно оттуда и слышался подозрительный шум. Кто-то кричал, ругался… ага – вот звякнули клинки!
– Поехали, глянем. – Князь вытащил меч и, махнув своим, бросил коня вслед за сорвавшейся с места всадницей.
Тут же – кучей – рванулись гунны, а уж за ними – и пешие словене – Отнег, Домаш, Мирослав и прочие. Ну и близнята – Линь с Горшенею – а как же без них-то?
За поворотом, в орешнике, уже зачиналась схватка между Радомировым авангардом, в лице юных нехристей данов, и четырьмя солидного вида воинами, судя по облику – вислые усы, длинные туники, панцири, перевязи – с германцами. Двое из четверых были вооружены секирами и двое – сверкнувшими в лучах выглянувшего из-за туч солнца мечами. Нехорошо сверкнули клинки – плотоядно, знать, славные имена носили, какие-нибудь «Жаждущий крови» и «Грозный Боец» или там «Режущий клык» и «Гнев Вотана».
Все эти мысли смерчем пронеслись в голове бросившего коня в галоп Радомира.
Хищный блеск стали. Удар… Звон. А воины-то матерые – высокие, сильные, что против них какие-то подростки? И все же Готбольд и Ракса в бою стоили многих – жизнь, ни свою, ни чужую, не ценили, совершенно наоборот – потому и бились всегда с яростью. Предтеча викингов.
Ишь, как завелись уже!
– Я вижу, вы – готы, – один из германцев при виде Рада и бежавших за ним словен опустил секиру.
– Да. Я – Радомир-конунг, – осадив коня, поготски отозвался князь.
– Прикажи своим людям убрать мечи, славный конунг! – вислоусый горделиво вскинул голову. – Я, Хаскинд, сын Гаттаурда, говорю с тобой.
Не тратя времени на разговоры, Рад пустил коня меж бойцами:
