Возле дома появились две женщины и мужчина с седой бородой, в чеченской каракулевой шапке, с автоматом в руках. Чеченцы-бандиты поприветствовали мужчину почтительно и вежливо. О чем-то недолго говорили, мужчина с автоматом в руках согласно кивал, на пленниц даже не глядел, словно это были не люди, а так, две вязанки хвороста. Затем кивнул на то строение, которое находилось поближе к скале.
— Пошли, — пробурчал чеченец.
— Куда вы нас ведете?
— Тебе дело? — сказал мужчина, поглядывая на Катю вожделенным взглядом. — Иды, иды, скоро все узнаешь. И вопросы не задавай, будешь спрашивать — буду бить.
Один вопрос — один удар, — мужчина поднял плеть, лежащую у крыльца, дважды хлопнул ею себя по ноге. — Вот так буду бить, — а затем звонко, со свистом рассекая воздух, щелкнул плетью. — Все понятно? — спросил он.
Катя лишь скрежетнула зубами. Фиона зарыдала, ее плечи затряслись.
— Не скули, — сказал чеченец.
Он открыл низкую деревянную дверь, сколоченную из толстых серых досок.
— Туда иди!
Катя замешкалась, чеченцу пришлось толкнуть ее к ступенькам, ведущим в темное сырое помещение.
— Иды, иды. Не бойся, там только мышь живет и все, больше никого.
— Руки бы развязали!
— Руки тебе развязать? Я тебе развяжу! — и вновь плеть, со свистом разрубив воздух, просвистела над головой.
Катя сжалась и сделала шаг к ступенькам.
— Быстро! — рявкнул чеченец, взмахнув плетью. Катя поняла: сейчас удар обрушится на ее плечи, поэтому безропотно пошла вниз, в темное сырое помещение с низким потолком, на котором поблескивали капли влаги.
В полуподвале пахло сырыми сгнившими овощами.
Сразу Катя ничего не увидела, слишком темно было. Лишь через полминуты она смогла разглядеть маленькое зарешеченное окошко прямо напротив двери. Какие-то огромные бочки, глиняные чаны заполняли этот полуподвал, свободное место оставалось лишь в середине.
Катя зябко поежилась. Фиона продолжала плакать, чеченец, подгоняя ее, щелкнул кнутом, и она, чуть не упав, спустилась в полуподвал, покорно исполнив его приказ.
Толстая деревянная дверь с двумя ярко горящими щелями со скрипом захлопнулась. Чеченец взял небольшое бревно и упер один его конец в дверь, а второй — в крутую ступеньку. Пару раз дернул, проверяя, крепко ли заперта тюрьма. Затем удовлетворенно хмыкнул, поправил автомат, закинув его за спину, и неторопливо, вразвалочку пошел к дому.
— Успокойся, — подойдя к Фионе, ласково сказала Катя.
— Я немного говорю по-русски, — произнесла Фиона, уткнувшись в плечо Кати мокрым от пота и слез лицом.
— Здесь холодно, — сказала Ершова. — Ты говоришь по-русски?
— Да, немного, мало-мало.
— Понятно. Уже легче. А я говорю по-английски. Но что толку в наших знаниях?
Глава 7
Федор Павлович Петров и Сергей Сергеевич Короедов, возможно и не встретились бы сегодня, если бы не дурацкий инцидент в порту. Ни Короедов, ни Петров не могли рассчитывать на столь бурную реакцию Малютина. Они были уверены, даже убеждены, что взрыв машины и гибель шофера заставят Малютина остановиться, задуматься хотя бы на несколько дней. И именно этих дней им будет достаточно, чтобы остановить «левые» потоки товара в порту, переключив их на другие склады.
А потом пусть копаются, отыскать концы будет чрезвычайно сложно. Расчет прост и надежен. Малютин останется с пустыми руками, подорвет к себе доверие, и тогда в Москве начнут прислушиваться уже не к Малютину, а к губернатору, который скажет в сенате простые и ясные вещи: «Порт парализован, поступлений в казну — ноль, зарплату бюджетникам платить нечем. Вы что, хотите, чтобы они вышли, сели на рельсы не в каком-нибудь Кемерово, а в Питере, в северной столице? Хотите получить интересную картинку на экранах телевизоров? Так вы ее получите, если не уберете Малютина».
— Ну и гад! — пожав руку Короедова, сказал Федор Павлович Петров. — Такого я от него и Барышева не ожидал.
— А я, по-твоему, ожидал? Ты как-то говорил, Федор Павлович, что Малютин немного не в себе, с пулей в голове, так вот теперь я тебе верю. Теперь я понимаю, что денег он у нас не возьмет и мешать нам не перестанет.
— Послушай, он заварил такую кашу, что его пребывание в Санкт-Петербурге — вопрос времени. Власть сама уберет своего ставленника, и тогда мы опять заживем спокойно.
— Не думаю, — сказал Короедов. — Он уже, как бульдог, вцепился мертвой хваткой, и пока его не пристрелишь, челюсти не разожмет. Еще, чего доброго, баллотироваться надумает.
— Так что ты предлагаешь?
Тонкие губы Короедова задрожали, а Петров, перекинув жвачку из одного угла рта в другой и тяжело засопев, сел в кресло и буквально выплюнул из себя слова:
— Собаке — собачья смерть. Я же тебе говорил, лучше не пожалеть денег один раз. Хорошо заплатим, но жить будем спокойно.
— Чиновников такого ранга отстреливают не часто, — сказал Короедов, затем снял очки и принялся протирать стекла. — Ты представляешь, какая бригада сюда приедет?
И Генпрокуратура, и ФСБ, и ФСК, и МВД — туг наверняка соберутся все!
— Ну и что ты думаешь, они в состоянии найти заказчиков убийства?
— Надеюсь, что нет. Зато нервы попортят. И денег вырвут столько…
— Что деньги? За чем тебе деньги, Сергей, в тюрьме?
Там они не нужны, деньги нужны здесь. Поэтому его надо кончать. Ты же знаешь, бешеных псов не лечат, это бесполезно, их стреляют, пока они еще не покусали здоровых.
— — А как все было хорошо! — скривился Короедов, аккуратно водружая очки на свою лысую голову. — Так все было хорошо! Жили — не тужили. Тому дал портфель, тому денег на счет перекинул, кому-то толстый конверт вручил, кому-то — тонкий, кому-то машину подарил, кому-то кольцо с бриллиантом… И все тихо. А тут завелся один.
И чего ему надо? Правду ищет, что ли? Так ее нет, правда — вот она, — и Короедов похлопал по внутреннему карману пиджака, где лежали кредитки разных банков, — а все остальное — чушь!
— Тебе не кажется, Федор Павлович, что ты сам от этого Малютина вируса бешенства набрался? Он с цепи сорвался. Как бешеный на всех бросается, и мы начинаем под его дудку плясать.
— Э, нет! — Петров выбрался из кресла, одернул брюки, прошелся по гостиной, остановился у камина, глядя на потрескивающие поленья.
Огонь камина озарял одутловатое лицо и массивную фигуру. Выглядел Петров монументально, как швейцар в дорогом отеле, не хватало разве что мундира с орденскими планками и золотыми пуговицами.
— Я вот все думаю, а если ему предложить миллион?
