— Ну вот и все, — проговорил себе под нос Толик, вытаскивая из кармана фотографию Кати Ершовой.
Хватило всего лишь пары секунд, чтобы окончательно убедиться: женщина, находящаяся сейчас в ванной, не хозяйка квартиры, а ее московская гостья — та, которую он искал. Предстояло сделать совсем немного: вытрясти из нее фотографии и негативы.
И тут Толик услышал короткое попискивание. Ему сперва показалось, что оно доносится с невысокого комода, стоявшего неподалеку от окна. Рванулся к нему, поднял несколько газет, но телефона не обнаружил. Попискивание смолкло.
— Черт, где это? — он метнулся вдоль стены, но не увидел даже телефонного провода, спрятанного под плинтусом.
Наконец догадался отвести плотную штору. На широком подоконнике стояла телефонная база — подставка для трубки радиотелефона. Горящая рубином индикаторная лампочка свидетельствовала о том, что сейчас идет разговор. Тихо выругавшись, Толик намотал провода на руку и вырвал их из плинтуса. Затем выхватил пистолет и бросился к двери, ведущей в ванную комнату, припал к ней ухом.
— Алло! Алло! — услышал он испуганный женский шепот. — Алло, ответьте! Куда вы пропали?
Толик медленно перевел затвор и положил ладонь на круглую дверную ручку. Попытался повернуть ее, но та, сдвинувшись совсем чуть-чуть, дальше не подалась. «Защелка опущена, будь она неладна!» — догадался бандит и замер, прислушиваясь.
Катя, набрав номер милиции, успела сказать немного: назвала лишь Лилькину фамилию и адрес, а затем связь внезапно оборвалась. Трясясь от страха, она смотрела на сделавшуюся внезапно безжизненной телефонную трубку, передвигала колодку выключателя, шептала в микрофон:
— Алло! Алло!
И тут она услышала за дверью странный звук. Дверная ручка чуть заметно повернулась, затем, явно придерживаемая с другой стороны, вернулась на место. И Ершова сообразила: человек, ждавший ее на кухне, понял, что она звонит, и оборвал провода, лишив связи с миром. А теперь, стоя под самой дверью, он ждет, когда она выйдет. О том, как поведет себя фээсбэшник дальше. Катя старалась не думать. Как — это неважно, в том же, что с ней произойдет, сомнений не оставалось.
«Кричать? — подумала Катя. — Дверь хлипкая, вмиг вылетит, дом же старый, с хорошей звукоизоляцией. Моего крика никто толком и не услышит. Теперь можешь и на людной улице кричать сколько влезет, никто из прохожих даже не обернется, все сделают вид, будто тебя не замечают».
Взгляд Кати упал на полочку, укрепленную рядом с умывальником и заставленную шампунями, гелями. Длинные, чуть тронутые ржавчиной ножницы торчали из высокого стакана. Катя медленно протянула руку и сомкнула пальцы на их холодных колечках. Ножницы, как показалось женщине, оглушительно звякнули, когда она трясущейся рукой доставала их из стакана.
— Вы скоро? — донесся до ее слуха деланно спокойный голос незваного гостя.
«Наверное, понял, что я его обманывала, — подумала Катя, — иначе не говорил бы так спокойно».
— Вы скоро? Вы живы?
Ершова попыталась выдавить из себя «да», но лишь что-то невнятно просипела.
— Эй, выходите! — дверь несколько раз дернулась, и этот тревожный звук вывел Катю из оцепенения.
Она, не поднимаясь, на корточках, отползла в угол, выставила перед собой ножницы. Ершова жалась к холодному кафелю, словно и впрямь надеялась пройти сквозь стену. Под ногой предательски звякнула банка, закрытая полиэтиленовой крышкой. Банка завалилась на бок и, звеня, покатилась по полу, внутри плескалась ядовито-желтая жидкость.
Дверь еще несколько раздернулась:
— Открывай — крикнул Толик, уже не заботясь о том, чтобы его голос звучал ласково.
Затем ударил ладонью в дверь, словно пробовал, крепко ли та держится на петлях.
Катя подхватила банку. Из-под неплотно прилегающей крышки уже успело вытечь немного жидкости, пахнущей неприятно и едко Разобрать, что именно написано фломастером на куске пластыря, приклеенного к банке, было невозможно, синяя надпись уже давно расплылась от влаги. Но сомневаться в том, что внутри находится какая-то едкая дрянь, не приходилось, об этом свидетельствовали запах и мгновенно ставшие скользкими пальцы.
— Открывай, а то хуже будет! — на это! раз Толик ударил в дверь ногой, пока еще не собираясь ее ломать.
Он хотел лишь напугать женщину, понимая, что несложно довести ее до истерики, а потом, у плачущей. попробуй выудить нужную информацию. Он собирался для начала лишь слегка припугнуть ее не насилием, а только угрозой его применения. По опыту Толик знал: в таких ситуациях слабонервные предпочитают рассказать все, что они знают, и потом с ними можно легко расправиться. Человек же, напуганный до безумия, способен броситься на противника, значительно превосходящего его в силе.
— Чего тянешь? Открывай! Тебе что, двери не жалко?
Катя содрала с банки покрытую белым налетом полиэтиленовую крышку. У нее даже запершило в горле от едкого запаха. Она с ужасом смотрела на то, как плещется в стекле желтоватая жидкость.
— Не поздоровится тебе! Не поздоровится! — шептала она.
— Открывай, сука!
Ершова уже настолько пришла в себя, что смогла ответить:
— Отойди от двери, тогда открою Она понимала, силы не равны, и мужчина ее не послушается. Но интуиция ей подсказывала: «Тяни время. Катя!»
Глава 16
Дежурная на милицейском пульте приняла странный звонок. Успели прошептать лишь фамилию и адрес, а затем связь резко оборвалась. Звонили с домашнего телефона, определитель номера показывал, звонок сделан с названного же адреса. Звонила женщина. Звучал взволнованный шепот. Чувство было таким, будто звонившая куда-то спряталась и говорит тайком. В общем-то, можно было и забыть об этом звонке, дежурную он ни к чему не обязывал. И возможно, если бы звонил мужчина, дежурная так и поступила бы, но в ушах у нее еще звучал взволнованный Катин шепот. И она поступила так, как поступает любой человек, стремящийся переложить ответственность с себя на других. По карте дежурная отыскала ближайший к Лилиному дому опорный пункт милиции и передала туда сообщение о странном вызове. Теперь уже от милиционера, ответившего ей, зависело, что именно предпринять.
Опорный пункт находился в соседнем с Лилиным дворе. На звонок ответил молодой лейтенант, участковый, в свободное время пробавляющийся пописыванием статеек на криминальные темы. Заступил он на должность недавно, два месяца тому назад, и службу начал с того, что обходил квартиры, раздавая жильцам свои визитки, опрашивая их о проблемах. Лилю он посетил три недели тому назад и в квартире ее задержался дольше обычного. Сама Лиля поводов для этого не давала, но лейтенант прямо-таки растаял, когда узнал, что женщина работает в журнале.
Опубликовав около десяти небольших информационных заметок в газетах, лейтенант уже считал себя самым настоящим журналистом. Он принялся рассказывать Лиле о всяческих казусах, встречавшихся в его практике, с видом знатока расспрашивал ее о работе в журнале. Лильке он надоел ровно через пять минут. Она-то с первого взгляда могла отличить профессионала от любителя, к которому вполне можно применить термин «графоман». Но, будучи человеком опытным, Лилька ссориться с участковым не стала, мало ли что в жизни может случиться. Она предложила ему написать несколько коротеньких заметок и пообещала, что в случае чего попытается пристроить их в журнале «Курьер».
