— Какая вторая проблема?
— Конкуренты, торгующие “иглой”, решили со мной поговорить посерьезней. Они народ опасный. Мне уже прислали предупреждения. Говорят, что за демпинг головы на раз откручивают…
— Есть еще третья неприятность.
— Какая?
— Димка, звукорежиссер, бросился под электричку, не выдержал ломки.
— Сукин сын…
— Ребята хотят набить нам с тобой морды…
Почему мой голос звучит так спокойно? Да, я уже приняла решение. Я уже знаю, что я буду делать дальше.
— Итак, Ритуля, срочно собирайся… Завтра мы уезжаем.
— Куда?
— Я все уже сделал. Все документы будут окончательно готовы завтра. Мы едем в Израиль, навсегда. У тебя есть почти сутки на сборы… Поедешь с нами.
— Папик, есть еще одна неприятность.
— Что еще?
— Я никуда с тобой не поеду… Я вообще не хочу тебя больше видеть. Ты убил Димку, из-за твоих дел убили Алексея Бондаренко. Ты подсадил на иглу моих ребят… Я ненавижу тебя.
Минут пять мы смотрим друг другу в глаза молча.
— Ты знаешь, как мне тяжело это говорить, но Ритуль, сейчас не время ссориться. Пойми, я бегу от наших общих проблем. Твое имя фигурирует везде…
— Это не имеет значения.
— Ну доча, ну, хорошо-хорошо… Заметь, я произношу эти слова: извини меня! Извини меня, пожалуйста…
— Извинить? За что? За то, что ты сломал мне нормальное восприятие этой жизни? За то, что я в свои шестнадцать с половиной, уже знаю, что такое конкуренты, наркотики, мордобой, убийства, пьянство? За то, что я презираю саму себя? За то, что Димка больше никогда не кинет мне веселое: “Привет, малая!” За что? Я не хочу тебя прощать. Мне жаль тебя, и я уже не с тобой…
Отец оказался сдержаннее, чем я думала, или ему на самом деле плевать на меня. Он не повысил голос, не отвесил мне подзатыльник, лишь крепче сжал зубы, после чего тихо проговорил:
— Я не нуждаюсь в жалости. Ступай, доченька… Прощай.
Я развернулась и пошла прочь. На улице уже светало, можно было поймать тачку и поехать к бабушке. Окно отцовского кабинета было приоткрыто. Моросящий, мерзкий дождь нагонял холод. Я шла, и ощущала спиной, как он смотрит на меня. Я уходила, уходила, и даже следы мои тут же размывались уже усилившимся дождем. Кажется, он крикнул: “Вернись!!!» А может, мне показалось?
* * *
Рита никогда больше не видела своего отца. Единственной ее целью теперь было начать новую жизнь. Надо было найти другую работу. Но прежде надо было расправиться с унаследованными от предыдущей жизни неприятностями. Итак, проблема бандитов отпала сама собой, ведь торговля из клуба прекратилась. Араб и Игоревич тоже свернули дела. Милиция почему-то не интересовалась Ритой, а в клубе, куда приходил следователь, как ни странно, о девочке никто не проболтался. Отношения с ребятами удалось наладить несколькими разговорами тет-а-тет с заводилами. На нее больше не злились, но теперь уже она не могла испытывать особую симпатию к людям, пытавшимся причинить ей боль. Она решила забыть всё. Кажется, небо начинало становиться ясным… Но не тут-то было:
“ Начались весенние каникулы, и я решила выспаться. Вот уже две недели, как я ушла из клуба. Новую работу еще не нашла, а денег уже почти нет. Хорошо, что мама не забывает поддерживать бабушку переводами. — все эти мирные мысли мгновенно покинули мою голову, когда отголоски прошлого обрушились на неё.
Они пришли рано утром. Их двое. Одного смешно зовут Гарик, другой не представился. Странно, но разговор они начали довольно-таки вежливо.
— Вы и есть та самая Рита, да? — я смотрю на них в дверной глазок и громко ору “Кто там”. Мне почему-то кажется, что вопя эту фразу, я вполне могу сойти за маленького глупенького ребенка. Но и они вполне в курсе, что не такая я уж и маленькая. Тот, что повыше, с черной бородой и огромными, совершенно безумными почти черными глазами прикуривает сигарету. Второй, маленький, крепкий почти лысый, оскалясь, произносит эти злополучные слова.
— Так вы и есть та самая Рита? — как будто видит меня сквозь дверь. Но я и сама понимаю, что этой тонкой деревянной перегородки для них не существует. Она разлетится в клочья от легкого нажатия их плечей. Скандала в коммуналке мне совсем не хочется.
— Сейчас я выйду, джентльмены, — всовываю голые ноги в высокие сапоги, поверх халата набрасываю длинный плащ. У меня до крайности неприличный вид, но переодеваться времени нет. Как назло всех соседей нет дома. И угораздило же всех сразу уйти… Зачем они тогда вообще нужны эти соседи, если в нужный момент все разбегаются? Для хоть какой-то безопасности у меня хватает ума крикнуть в пустоту комнат.
— Дядя Валик! — вот бы еще они не знали, что такого жильца здесь нет, — это ко мне, я через пять минут вернусь. Хочется крикнуть, мол, если не вернусь, вызывайте милицию, но это уже будет слишком…
— Ну! — а может надо улыбаться и строить глазки? Жаль, что я не научилась этому искусству.
— Мы, кажется, знакомы? — коренастый подходит ко мне почти вплотную, я чувствую запах его явно нечищеных зубов, делаю шаг назад и упираюсь в волосатую грудь второго, он уже перегородил мне дорогу к дверям квартиры.
— Да, я имела честь созерцать вас в кабинете моего отца. Вы Юра.
— Какая хорошая у вас память, Риточка.
Еще бы, о них, и той встречи я думаю вот уже на протяжении недели, как только до меня дошел смысл содеянного мною тогда, так и думаю. Жду, жду… Хорошо, что хоть дождалась, а то б сама пошла их разыскивать… Так что надо было хоть какие-то переговоры начинать.
— Я ведь профессиональная секретарша…
Он ухмыляется.
— Смышленая девочка, как я и думал… — черный за моей спиной ухмыляется. Я разворачиваюсь и опираюсь на перила. Не очень-то выгодная позиция, если меня будут бить, то я тут же слечу вниз с площадки…
— Вы, кажется, чем-то напуганы?
Чего он рисуется, пытается казаться вежливым? Я ведь видела, как он орал на Араба, и как тот перепугано кивал в ответ. Я видела, как он, этот низенький и неловкий человечек, дал когда-то в морду моему большому, сильному Сашеньке, за то, что тот не хотел пропускать этих джентльменов к отцу. И как Сашенька, кинувшись было отвечать, вдруг застыл на половине движения и нелепо так, осторожно отошел в сторону, а потом в пьяном бреду орал, что раньше никогда не видел нацеленной ему прямо в живот, явно заряженной пушки. Да, эти ребята были круты… А мы, в смысле наш клуб, это обычная шпана, играющая в уголовщину…
— Ребята, — я с ужасом понимаю, что мой голос звучит жалобно, — давайте играть в открытую. Я и так знаю обилие тузов в ваших картах.
— О-хе-хе, — черный одобряюще кряхтит. Интересно, он что, глухонемой?
— Да, Риточка, тузы у нас, но есть такая замечательная карта — Джокер. Ты понимаешь, о чем я говорю? Мне бы очень хотелось получить ее обратно.
