— Нет уж. Ты вообще сволочь, что занимал, ведь договаривались же.
— Ладно, не кричи. Я с тобой рассчитаюсь и слиняю через пару часиков из города, меня никто и не найдет.
— Зато меня найдут, — мрачно отозвалась я.
— Так ведь никто ничего не узнает.
— Будем надеяться.
Он отдал мне деньги. И я, обещавшая Гарику известить его о месте нахождения моего милого муженька, взяла их… В конце концов, он возвращает мне долги, и это честно. Минут десять мы молча просидели, глядя друг на друга.
— Ты похож на бомжа, — честно сказала я.
— Я и есть бомж. Живу в Москве, в коммуналке, работаю дворником, за это мне и комнату в столице дали.
— Подожди, а деньги у тебя откуда?
— Понимаешь, до той памятной ночи, ну, когда мы с тобой расстались, я ведь решил затеять одно дельце… Ну и нашел под него спонсоров. А потом, когда ты ушла, меня переклинило, не могу я жить без тебя, тем более в этом городе, я взял гитару и ушел…
— Прихватив с собой все чужие деньги?
— Ну… — Алексей замялся, — так получилось, — в общем, эта сумма — оттуда.
— Лучше б ты мне этого не говорил. Ты так и будешь всю жизнь прятаться?
— Нет, ну я уже придумал, как заработать… Заработаю и верну.
— Подожди, вот часть ты мне отдал… А остальное?
— Прожил… Я ведь должен был как-то жить это время.
— Идиот!!!
Я подумала, что он опять что-то врет, но тут же решила, что нет мне до этого дела. Главное, чтоб он убирался из моей квартиры и благополучно добрался до своей Москвы.
— А ты-то как живешь?
— Сам видишь. Ремонт делаю.
— Сама?
— А что хочешь помочь? — съязвила я, памятуя о его полной неприспособленности к работам по дому.
— Можно подумать, ты согласишься.
Обстановка слегка разрядилась.
— Знаешь, я очень много думал над тем, почему у нас все так получается…
— Получалось, — поправила его я.
— Ну да. Так вот, просто я на самом деле не ничтожество, я очень даже сильный и дееспособный.
— Если ты сейчас скажешь, что просто все познается в сравнении, то я тебя придушу.
— Ну, в общем-то почти. Дело не в том, что я в сравнении с тобой — тряпка (это чушь и ты об этом знаешь), дело в том, что ты хотела видеть во мне слабого, и видела, и меня в этом убедила.
— Слушай, давай не учинять разборок. Что сделано, то сделано, никуда нам с тобой от этого не деться. Нет смысла искать виноватых.
— Эй, а ты стала менее агрессивной.
— Просто ты теперь не представляешь для меня постоянного стоп-контроля.
— Чего?
— Ну, просто мне всегда было страшно быть самой собой, я тогда не вписывалась бы в твой круг, посему я всегда притворялась при всех. А когда мы были наедине, меня прорывало, и я становилась не просто собой, а собой в кубе… Теперь я успокоилась.
— Послушай, Ритуль, а если я сейчас предложу тебе поехать со мной, а?
— Нет уж, я уже институт почти закончила, а тут уезжать, ты в своем уме?
— Ну, переведешься…
— Да, три курса училась в Харькове, а потом на тебе, в Москву взяли!!! — засмеялась я и поняла, что отвечаю совсем не так, как надо, опять заселяя в его и без того истрепанные нервы надежду.
— Я совсем не о том, — я поспешила исправиться, — дело не в институте. С какой стати я поеду с тобой?
— Потому, что я люблю тебя.
— Господи! Эта болезнь у тебя еще не прошла?
— Нет. Никогда не пройдет… Это неизлечимо.
— Хроник ты мой… Ты очень хороший, Лешенька, но я не хочу больше иметь с тобой ничего общего.
— Какой же я хороший? — и из этой фразы Рита поняла, что навязчивая любовь таки покинула сердце Алексея, ибо он куда горячее отреагировал на то, что его назвали хорошим, чем на то, что его не любят.
— Я имею в виду по отношению ко мне. Пока ты вел себя порядочно. Надеюсь, впредь ты в этом смысле не изменишься.
— Ритуль… Неужели эти два года ничего не оставили в твоей душе?
— Оставили. Я теперь куда опытней и чуточку мудрее.
— Я, наверное, пойду, у меня опять начинает колоть сердце…
— Ну, иди. Будь осторожен, а?
— Ладно, пока.
И Рита закрыла дверь за Алексеем. Она видела, как ее Москвич, точнее уже не ее, завелся всего лишь с третьей попытки и уехал, гудя и громыхая. Гарику Рита, естественно, решила ничего не говорить до последнего. Что было очень опасно. Но Рита не могла не дать шанс Алексею. В конце концов, ведь это из-за нее он, рискуя, приехал в Харьков.
* * *
Так уж получилось, что на следующий день после прочтения истории о Рите и Алексее Дмитрий встретил в Харькове одного своего друга, который был очень осведомлен в криминальной жизни города. Друг этот в отцы Дмитрию годился, и, несмотря на свою службу, обязывающую к замкнутости, был человеком довольно открытым и при этом довольно хорошо относился к своему Питерскому знакомому. Так Дмитрий узнал, что в городе действительно имеются организации, занимающиеся вышибанием долгов довольно профессионально. Гарик, по кличке Мелкий, до сих пор является одной из ведущих фигур этой организации. А вот Олежка — огромный, сильный вышибала называемый Кинг-Конг — от дел давно уже отстранился, сидит за убийство. Чье? Да какого-то ненормального. Алексея Банитского, кажется. Вроде бы жертва вполне располагая возможностями и временем, чтоб исчезнуть из Харькова навсегда, решила сама охотиться за группировкой. Такого раньше никогда не бывало, могли возникнуть серьезные проблемы. Запугивания и избиения не помогали. Банитский отказывался возвращать какие-то там долги, более того, клялся поубивать всех из организации. Пришлось его убрать. До этого случая, милиция, хоть и знала о действиях группировки Гарика, но закрывала на них глаза: обнародовано никаких серьезных увечий никто никому не наносил, бандиты действовали на редкость чисто. А тут, на тебе — убийство! Причем сразу ясно чьих рук это дело. На Харьковском уровне это вполне могло замяться… Но жертва оказался гражданином России, надо было сажать убийц. Организация пожертвовала Олежкой…
— Постойте-ка? — Дмитрий слушал друга в крайнем волнении, — а Рита? Риорита Морская?
— Бывшая любовница жертвы? — от такого обращения к Рите Дмитрий пришел в ярость, хорошо, что ему хватило ума не выдать свой гнев.
— Да, да. Где она сейчас?
— Понятия не имею. Она рассталась с жертвой задолго до убийства, и вообще, мы проверяли, она здесь ни при чем. Когда произошло убийство, она уже уехала куда-то из города.
— Куда? — Дмитрий заказал еще пива, они сидели за низеньким столиком какой-то забегаловки.
