«Когда заболит сердце и отяготеет утроба, и тому пристойные статьи: взять мостового белого стуку 16 золотников, мелкого вешнего топу 13 золотников, светлого тележного скрипу 16 золотников, а принимать то все по 3 дни не етчи, в четвертый день принять в полдни, потеть три дни на морозе нагому…», и т. д.
От поноса рекомендовалась смесь: «взять девичья молока 3 капли, густого медвежья рыку 16 золотников, толстого орлового летанья 4 аршина, крупного кошечья ворчанья 6 золотников…», и т. д.
От запора: «филинова смеху 3 комка, сухого крещенского морозу 3 золотника, смешать все вместе в соломяном копченом пиве…», и т. д.
Здоровый смех и умение умно и тонко («девичье молоко»!) пошутить – признак нравственного здоровья нации и её способности на великие дела. При этом русские – как никакой другой, пожалуй, народ – оказывались способным и на самоиронию. Ценнейшее цивилизационное качество!
Приученная в школе Ивана Грозного смотреть на Родину как на единственное место, где можно жить и умирать, причём, при необходимости – умирать в бою, но при этом умеющая и смеяться, Россия могла совершить во главе с Борисом Годуновым много нужного и полезного для себя.
На Востоке и Северо-Востоке манили к себе берега двух океанов, и продвижение к ним уже не осложнялось непреодолимыми препятствиями. На Юго-Востоке возникали новые перспективы – вплоть до Кавказа… Юг ограждался от татарской угрозы поясом новых укреплённых городов. На Западе и Севере предстояла, правда, тяжёлая борьба с Польшей, Литвой и Швецией, но и эта давняя борьба имела все шансы на успех.
Зато на Юго-Западе дела могли пойти проще – украинская и белорусская ветви русского народа, отторгнутые от Руси, то и дело восставали против поляков, в конце ушедшего XVI века на украинских и белорусских землях прогремело восстание Наливайко и Лободы…
Конечно, эти восстания имели антифеодальный характер, и царю Борису – крупнейшему феодалу, а тем более, боярам, было сложно увидеть в угнетённой поляками украинско-белорусской народной массе стратегических союзников. Однако конфликт на Юго-Западе и Северо-Западе имел, кроме социальной, ещё и религиозную окраску – друг другу противостояли неимущее православное «поспольство» и имущая католическая шляхта. И это сближало интересы рядовых киевлян, львовян, подолян, волынян с интересами Москвы.
Причём союз с восстающими исконными русскими землями, нейтрализуя Речь Посполитую, помог бы решить и балтийскую проблему.
Правда, закрепощение крестьян создавало угрозу недовольства крестьянской массы, да оно всё чаще и проявлялось в виде усиления локальных погромов помещичьих владений, убийства помещиков и даже организованных выступлений – вроде волнений в вотчинах оплота «иосифлян» – Иосифо-Волоколамского монастыря в 1594–1595 годах. Однако новые феодалы-дворяне ещё не обросли барственным помещичьим жиром, и если хотели закрепить за собой не только землю, но и тех, кто её обрабатывает, должны были искать путей к компромиссу.
Внешний мир – Европа, да и Азия, уже ощутили как потенциал российского рынка, так и сырьевые возможности России, и это обеспечивало рост внешней торговли. Европейская политика Годунова была активной, особенно он искал возможности через брак дочери Ксении породниться с тем или иным – шведским, датским – королевским домом.
Это была, правда, палка о двух концах – подобный брак приветствовали бы на Руси, отвыкшей от родственных связей с Европой, не все. Но то, что Годунов и близкие к нему круги стремились развивать и разнообразить отношения с Европой – факт. Кое-кто в Европе, в свою очередь, тоже был склонен подключить Россию к своим планам. Так, сильная Россия – страшная Речи Посполитой, была бы желательна для, например, Вены, опасающейся Турции. И в последнем случае интерес был взаимным – при условии умного поведения России.
Но Годунов и был неглуп!
Короче – общая историческая ситуация складывалась для России в начале XVII века вполне богато, предоставляя ей заманчивые возможности. И хотя ситуацию на Руси в немалой мере опять начинали определять владетельные свары, государственное наследие Грозного было крепким и обеспечивало базу для быстрой и эффективной модернизации России.
Годунов был способен на это, однако в итоге стал очередной нереализованной альтернативой русской истории. Вместо блестящего созидательного царствования уже через семь лет после воцарения Годунова Россия получила Смуту, накануне которой царь Борис, испытав трёхлетнюю полосу почти сплошных неудач, внезапно скончался 13 апреля 1605 года.
Царствование Бориса Годунова в русском историческом сознании отметилось как-то мельком… Скажем, такой нормативный источник, как «История Государства Российского» Карамзина отводит около 90 страниц на 14-летнее царствование Фёдора Иоанновича – предшественника Годунова, почти 100 страниц на 4-летнее царствование Василия Шуйского – преемника Годунова, и 70 страниц на 7-летнее царствование самого Годунова.
Тут, конечно, надо учесть, что многие акции Годунова приходятся на время Фёдора, а царствование Шуйского – это время русской Смуты, но, всё же, Годунов мог бы привлечь и большее внимание историков – ведь в его царствовании важно и интересно не столько то, что удалось сделать и чего удалось достичь, сколько то, чего сделать и достичь не удалось.
Особенно же интересен вопрос – почему царствование лично компетентного и энергичного Бориса не укрепило Русское государство и мощь России, а стало преддверием опаснейшей Смуты?..
Объективных (то есть – исторических и материальных) условий для Смуты не было, несмотря на то, что усиление феодального гнёта усиливало социальную напряжённость прежде всего в крестьянской среде.
В советской историографии упоминается «восстание» холопов под руководством некоего Хлóпки (Хлопкá), однако это было хотя, похоже, и опасное, но чисто локальное выступление достаточно небольшого (в несколько сотен человек) отряда из крестьян и деклассированных дворян. Подобные мелкие эксцессы – частично это был просто разбой, регулярно подавлялись воеводами Фёдора Иоанновича, а позднее – воеводами Годунова.
Так почему царствование Бориса Годунова закончилось в 1605 году его личным крахом и открыло семилетнюю череду Смутных лет?
Сразу можно сказать, что против Бориса наличествовало три мощных противодействующих фактора.
Первым оказывался фактор для Руси, увы, традиционный – антигосударственное поведение владетельных верхов. В большинстве своём князья и бояре были заинтересованы исключительно в собственном процветании и могуществе, зато всегда были готовы пренебречь общими интересами в пользу интересов частных, личных.
У Бориса же, как царя не наследственного, да еще и не очень-то родовитого – не Рюриковича, не Гедиминовича, врагов среди владетельной знати было особенно много. Показательный пример – амбициозный Богдан Бельский, тоже, к слову, владетель неродовитый.
После смерти Грозного в 1584 году Бельский пытался стать регентом при малолетнем царевиче Дмитрии, сыне Грозного от Марии Нагой, и был сослан. После смерти Фёдора Иоанновича в 1598 году Бельский прибыл с сильным отрядом приверженцев в Москву и заявил претензии уже на царский престол. А когда из этого ничего не вышло, интриговал против избрания Бориса Годунова в пользу Симеона Бекбулатовича, явно рассчитывая на роль всесильного регента…
