– А потом?
– Ну и потом… случайно.
– Ага, случайно домой ты к ней приходил, случайно скандал устроил на работе, случайно караулил ее везде, угрожал тоже случайно.
– Ну, накатала все-таки жалобу! А это еще разобраться надо, между прочим. Она мне с сыном не разрешает видеться, а я отец, имею право.
– Козел ты, а не отец, – разозлился капитан Беленький, – давай выкладывай быстро, что в понедельник делал.
– Какой понедельник?
– Прошлый понедельник, или уже совсем мозги пропил, ничего не помнишь?
– С утра спал, потом в магазин ходил, затем обедал, вечером у соседа Степаныча телевизор смотрел.
– А между обедом и телевизором где был?
– Гулял.
– Где гулял, в каком районе?
– Не помню.
Костин вмешался:
– Ну, хватит нам мозги пудрить, давай, Боря, колись быстренько, и всем будет хорошо.
– Чего? Ну, не помню я.
– Не помнишь? Ну, мы тебе напомним. Гулял ты, Боря, в районе метро «Академическая», а точнее – на улице Верности, дом пять, квартира семнадцать, так?
– Ну и что? Где хочу, там и гуляю, а только про квартиру я ничего не знаю.
– Гражданин Черников, вы признаете, что в понедельник, девятнадцатого декабря, находились на улице Верности?
– Ну, выследил я их, ну да, хотел скандал устроить, а чего она нос дерет, а сама с этим старым козлом, плешивый весь и пузатый!
– Ты на себя-то посмотри, – не выдержал Беленький, – тоже мне Ален Делон, писаный красавец, да к тебе ни одна баба близко не подойдет!
– А вам-то какое дело?
– Какое дело, говоришь? А такое дело, Боря, что жену твою бывшую, Черникову Ларису Павловну, вместе с ее любовником нашли во вторник убитой в этой квартире на улице Верности, и есть у нас сильные подозрения, что ты к этому делу причастен.
– Чего? – Борька выпучил глаза, потом помотал головой. – Вы что, мужики, охренели совсем?
– Да мы-то – нет, вот не веришь, фотографии посмотри.
Борька глянул на фотографии и позеленел.
– Ну, будешь рассказывать?
– Да чего рассказывать-то? Не был я в той квартире, не был! А их видел только, когда они туда шли.
Борька опять затрясся.
– Ох ты, сволочь какая, отведите его в медпункт, пусть там укол какой-нибудь сделают, да врач его осмотрит, кровь возьмет на анализ.
Черникова увели. Закурив, Беленький сказал:
– Сомневаюсь я что-то. Морда у него чистая, а эксперт говорит – здорово она убийцу поцарапала, прямо полоски кожи вырвала.
– Может, не на лице?
– А где еще, дальше – одежда.
– Да я и сам сомневаюсь. Ребята с утра к нему домой смотались, при свете дня все осмотрели, ни одежды, ни ножа не нашли. У него вообще одежды только то, что на нем, остальное пропил. Да и хилый он какой-то, разве сможет молодую женщину голыми руками задушить?
– Да уж, если кровь не его окажется, мы с тобой будем иметь бледный вид.
В медпункте Борька немного очухался, пришел в себя, но глядел затравленно.
– Знаю, на меня все повесить хотите, а только я в той квартире не был и следов моих там быть не может.
– Так, давай все сначала подробно рассказывай, только не ври.
– Значит, караулил я их в проходной института. Выходит Лариска с этим пузатым, я хотел сразу скандал устроить, а потом решил проследить, куда они пойдут. А они сели на автобус, я за ними, приехали к «Академической», там вышли и пошли, я за ними. Пришли они в этот дом, зашли в парадную, я туда не пошел, чтобы не заметили, да и номера квартиры не знал. Ну, думаю, подожду. Сел на лавочку, замерз, в парадную зашел – бабка с первого этажа меня погнала.
– Бабка из какой квартиры?
– А вот так, наискосок, я номера не помню. Ну, я прошелся вокруг дома, хотел их окна найти, не рассчитал, потом улицу перешел, стал у магазина торчать.
– А пока у парадной стоял, кого-нибудь видел?
– Говорю, бабку видел, а больше никого.
– Ну а потом что было?
– А потом стою, стою, замерз совсем, стемнело уже, а тетки-лоточницы на меня заорали, чтоб уходил, боялись, что я у них что-нибудь сопру в темноте. Я подумал, что, может, Лариска с этим своим вообще там ночевать останется, и пошел себе домой.
– Домой как ехал? Без приключений?
– Мужику одному помог машину поймать, а сам на метро сел.
– Какому мужику?
– Да плохо ему, что ли, стало. Лицо замотано, говорит, поймай мне машину, пятерку дам.
– Из себя какой мужик был?
– Высокий такой, одет плохо и руку к щеке прижимал, зуб у него вроде болел.
– Давай подробно, где этого мужика встретил, что еще запомнил?
– Пошел я к метро, вышел на проспект Науки и иду себе, а тут у кинотеатра сидит мужик на лавочке и говорит, поймай мне машину, а то меня никто не возьмет, десятку на пиво обещал. Я и согласился, перешел на ту сторону, высмотрел машину попроще, сел, подъехали мы к тому месту, водитель было уперся, а тот мужик ему стольник посулил, водитель и согласился.
– А куда подвезти просил?
– Тот сказал, на Большую Охту.
– Машина какая была?
– «Москвич», не то серый, не то зеленый, там в темноте не разобрать.
– Давай, Боря, вспоминай, это в твоих интересах, потому что, может, ты нам все врешь?
– Да чего мне врать?
– Убийцу покрываешь, может, у вас с ним сговор был?
– Зеленый был «Москвич», светло-зеленый, а на номере то ли тройки, то ли пятерки.
– Где ж его теперь найдешь? Постой-ка! Этот «Москвич» как ехал, по Науки?
– Да нет, вроде с улицы поперечной заворачивал.
– С Софьи Ковалевской, значит, там в конце гаражей много, надо проверить.
Борьку пока отвели в камеру.
Надежда с Валей ехали в метро и молчали, потом молча прошли две остановки пешком, зашли в квартиру, уселись на кухне и, пока кипел чайник, тоже молчали. Выпив две чашки крепчайшего чая и съев полбатона с паштетом – это пока, сказала Надежда, муж придет, и будем обедать, – Валентин откинулся на стуле и вздохнул.
– Спасибо, человеком себя почувствовал, и почему все считают, что раз покойник, то чай пить нельзя, а если я есть хочу?
– Неудобно, скажут, что ты – бесчувственный человек.
– А я и правда ничего такого не чувствую, привык, наверное. А ты что скажешь?
– Да что тут скажешь? Теперь уж дураку понятно, что все это неспроста, Синицкий – последний штрих. Полиция будет это расследовать обязательно.
