– Госпожа, – вмешалась высокая мулатка с гривой спутанных, кудрявых волос, горящими похотливым огоньком глазами, редкостно тонкой талией и широкими бедрами. – Приношу свои извинения, но нехорошо брать нечетное число личных слуг.
– О, Господи! – тяжело вздохнула Лена, внутренне плюнув на все и даже не пытаясь понять с какой стати вампирши так стремятся служить ей. – Вот вы и будете четвертой, мне все равно.
– Благодарю госпожу за оказанную честь! – низко поклонилась мулатка. – Постараюсь не разочаровать вас. Меня зовут Даяна, я родом с острова Крит. Возраст – тысяча шестьсот пятнадцать лет.
– Это все?
– Да, госпожа! – отозвалась Сатиа. – Теперь позвольте проводить вас в ваши покои.
– Хорошо, – уныло кивнула Лена и вышла.
Было донельзя тошно, молодая женщина старалась не смотреть на сопровождающих ее горничных. Впрочем, горничных ли? Трудно сказать, что они такое. Может, охранницы? Насколько знала Лена, вампирши вскоре должны принести ей клятву на крови, клятву личной верности. Зачем? Опять непонятно. Еще пугало то, что эти нежные на вид, прекрасные девушки на самом деле опытные убийцы, имеющие на своем счету не одну тысячу жертв каждая. Да и возраст их настораживал – это сколько же всего они успели испытать за свою бесконечную жизнь? Сатиа хотя бы взять. Тысяча семьсот двадцать семь лет! С ума сойти! Впрочем, еще неизвестно сколько проживет она сама, господин Акутогава как-то обмолвился, что после проведенных после прибытия в поместье процедур Лена стала практически бессмертной. По крайней мере, смерть от старости ей не грозит. Так оно или нет молодая женщина не знала, но ничуть не удивилась бы, если это окажется правдой. Скоро она, наверное, вообще разучится удивляться.
Добравшись до своих покоев, Лена рухнула в успевшее стать любимым огромное мягкое кресло в гостинной. Матери юной плетущей выделили добрых двадцать комнат, как будто одному человеку столько нужно. Молодая женщина облюбовала себе самую маленькую из спален, хотя даже та оказалась впятеро больше ее комнаты в общежитии. Здесь имелось все, что только могла изобрести фантазия богатого и капризного сибарита. Лена и до сих пор не знала для чего предназначено большинство вещей в ее покоях, да и не стремилась узнать. Не пользовалась тем, потребности в чем не испытывала. Кормили ее как на убой и такими блюдами, что раньше и представить себе ничего подобного не могла. В любое время дня и ночи в распоряжении Лены были свежие фрукты со всего мира, от клубники и манго, до каких-то совсем уж непонятно выглядящих плодов из джунглей Амазонки. А она тосковала по маминому борщу, который Анастасия Петровна варила, как никто другой. Да и вообще по своей привычной жизни, возврата к которой, похоже, не будет. Лена даже не поняла, что уткнулась лицом в ладони и тихо, безнадежно плачет.
Кто-то присел на подлокотник кресла и принялся ласково гладить ее по голове. Лена продолжала плакать, выливая в слезах свое непонимание, отчаяние, безнадежность. Она прижалась к этому кому-то, даже не поняв к кому именно – страшно не хватало теплоты и участия. Чужая рука гладила ее волосы, чужой голос нашептывал в ухо какие-то утешающие слова. Понемногу приходило успокоение, всхлипывания становились тише. Но только подняв голову Лену поняла, кто ее утешал, и от изумления задохнулась. На подлокотнике кресла сидела понимающе улыбающаяся Сатиа и с грустью смотрела на нее. Никак молодая женщина не могла ждать такого поведения от прожившей больше полутора тысяч лет вампирши.
– Я… – с трудом выдавила она. – Я… Простите…
– За что, девочка? – печально спросила Сатиа. – Тебе сейчас нелегко, слишком многое на тебя свалилось за каких-то несколько дней. Я хорошо понимаю каково это – помню свои ужас и отчаяние после инициации, когда поняла, что жить могу только убивая других…
– Да… – съежилась Лена. – Спасибо… Я не могу больше так! Не могу!
Сатиа переглянулась с Даяной и вопросительно приподняла бровь. Та согласно кивнула и бросила на остальных двух вампирш требовательный взгляд. Тех как метлой вымело из комнаты.
– Повелитель слишком спешит, – прикусила губу критянка. – Зря это он.
– Потом, – предупреждающе подняла руку Сатиа. – Придется принимать меры, иначе последствия будут…
Она не закончила, встревоженно глянув на Лену, однако та не обращала ни на что внимания, снова начав обреченно всхлипывать, тоскливыми глазами смотря в никуда. Она вся тряслась, скрюченные пальцы судорожно скребли по подлокотникам кресла.
– Мердэ! – выругалась Даяна. – Да как можно было доводить девчонку до такого состояния? Они что, совсем ни хрена не соображают, эти японцы траханые?
– Действуют, как привыкли, – развела руками Сатиа. – А госпожа ведь не японка, ей все это дико. Бедная на грани безумия, если не вывести ее из этого состояния, то… Что делать-то будем? Не бойся, говори прямо, она нас не слышит, в ступоре.
– А то ты сама не понимаешь… – недовольно проворчала критянка. – Ей сейчас обкончаться надо и уснуть часов на десять. Утром проснется свежая и немного успокоившаяся. Потом с Повелителем поговорить стоит, он должен знать, что происходит.
– Не хотелось бы Палача беспокоить, но придется, – поежилась Сатиа. – Да и в остальном ты права, только выражения у тебя…
– А ты достала своим долбаным снобизмом! – огрызнулась Даяна. – Как хочу, так и выражаюсь! Ясно?! Принцесса, блин, мне тут нашлась.
– Да, принцесса! – яростно сверкнула глазами персиянка. – И горжусь тем!
Она замолчала и помотала головой, выгоняя из головы несвоевременные мысли. Затем спокойно сказала:
– Опять мы с тобой старые песни начали. Не надоело еще? Времени нет, успеем и позже всласть пособачиться.
– Успеем, – ехидно ухмыльнулась Даяна. – Так вот, повторяю: ей нужно обкончаться и заснуть!
– Согласна, это поможет, – поморщилась от грубости подруги Сатиа. – Сделаешь?
– А сама? – гадливо скривилась критянка. – Не люблю я этого…
– Ладно, могу и я. Мне как-то все равно, могу хоть ей, хоть тебе, хоть кому другому. Когда угодно, где угодно и сколько угодно.
– Да? – с насмешливым интересом посмотрела на подругу Даяна. – Я ж не откажусь, я ж тебе припомню эти слова. Хрен теперь отмажешься! И остальным расскажу.
– Рассказывай, – лениво пожала плечами Сатиа. – Я ведь говорила, что мне все равно. Захочешь – скажешь. Сделаю.
– Ну, ты попала, милочка! – злобно оскалилась критянка, немного выпустив клыки. – Ты ж у меня теперь…
– Заткнись, сделай милость! – оборвала ее персиянка. – Нам сейчас вот ее вытаскивать нужно – хоть клятву мы еще и не давали, ответственность за госпожу лежит на нас. С кого Повелитель спросит, если с ней что плохое случится? Не скажешь часом?
– С нас… – вынуждена была признать Даяна.
– Потому ты будешь делать все, что потребуется. Нравится оно тебе или нет. В том числе, и это, и куда худшее. Поняла?
