– Что у нас сегодня, Михаил Поликарпович? – бросила Лена быстрый ментальный образ главе оперативной службы иерархии.
– Израиль, Зеленоград и Новосибирск, – ответил тот таким же образом. – Открытие наших НИИ. Основные научные сотрудники подобраны, сейчас с ними проводят собеседования мои люди.
– Хорошо, – резко кивнула молодая женщина и двинулась дальше по коридору.
Они находились в здании иерусалимской резиденции, два дня назад сданном в эксплуатацию. Строительство завершили ударными темпами – меньше, чем за месяц, неподалеку от жилого массива Неве-Яков выросла тридцатиэтажная башня из темного бронестекла, защищенная по последнему слову техники. Местные жители потрясенно наблюдали за безумной суматохой – никогда им не доводилось видеть, чтобы строительство проводили с такой скоростью и при помощи вертолетов. Многие получили в новой фирме работу и были крайне довольны высокой зарплатой, превышающей обычную раз в пять. Только никто так и не сумел понять чем конкретно данная фирма занимается. Какими-то исследованиями, как будто, но какими? Представить страшно, какие деньги были вбуханы в строительство. От услуг израильских строительных фирм в “Гарвельт Индастриз” отказались сразу и наотрез, прекрасно зная “качество” и “скорость” их работы. Рабочих завозили из Штатов и Европы, да не просто рабочих, а высококлассных и очень высокооплачиваемых специалистов. Для строительства использовалась никогда до того не виданная в Израиле техника вплоть до строительных роботов.
За прошедшее время Лена смертельно устала, но старалась не выдавать своего состояния. Причем устала даже не физически, а морально. Слишком много пришлось сделать такого, на что раньше она не пошла бы ни при каких обстоятельствах. Молодая женщина корежила и правила человеческие судьбы, да так, что многие люди не выдерживали этого и гибли. Да, пусть многие из них были сволочами, даже хуже, но все-таки людьми. Но и выхода иного Лена не имела – допустить превращение родного мира в клоаку, где царит только корысть, а все люди являются потребителями, она не могла. Слишком хорошо знала, что из этого выйдет. Какой кошмар. Потому сжимала зубы и шла дальше, делая вид, что сделана из стали. А ночами, оставшись наедине с собой, тихо плакала в подушку. Несмотря на ломку и все прочее где-то глубоко внутри души еще оставалась прежняя Лена, наивная и даже немного глуповатая, но добрая девочка. Понимала, что пути назад нет и быть не может, но как порой тошно было от этого понимания.
Эрик с каждым днем становился все ближе, если бы постоянные разговоры с ним обо всем на свете, то новоявленному главе иерархии Равновесия пришлось бы куда труднее. И опять же Лена понимала, что даже если они не смогут жить друг без друга, то ничего не имеют права себе позволить. Долг. Ничего, кроме долга в ее жизни нет и не будет, как ни горько это сознавать. Но нужно отдавать себе отчет в этом, если не хочешь совершить непоправимой ошибки. И почему нельзя она тоже хорошо понимала – нельзя вмешивать личные мотивы в дело, когда на тебе такая ответственность. Когда не имеешь права ни на единую оплошность, когда каждое решение должно быть выверено и взвешено до последней мелочи. Только Ирочка еще давала матери некоторое утешение, но молодая женщина понимала, что это ненадолго. Дочь с каждым днем все дальше и дальше отходила от своей человеческой сущности, постепенно превращаясь в Плетущую Путь. В Палача.
– Людей из особого списка найти удалось? – спросила Лена, оказавшись в своем огромном кабинете и приветливо кивнув охранникам – двум воинам Пути из Средиземья.
– Далеко не всех, – тяжело вздохнул Михаил Поликарпович, подходя к прозрачной изнутри стене, открывающей взгляду недалекий город. – Большинство из них были уже пожилыми, многие успели умереть. – Кое-кого убрали еще тогда, чтобы не проговорились. Но три человека живы. Один из них живет в Израиле, как раз в Иерусалиме, даже недалеко отсюда, в Биньяней Раско – это вон те шестнадцатиэтажные дома. Двое – в России, в Московской области.
– Лаборатории для них подготовлены?
– Естественно. Все необходимое оборудование завезено. Если они завершат свои исследования, то вскоре у нас появится источник энергии, который навсегда похоронит нефтяную промышленность. А переходным вариантом может послужить тот проект по переводу транспорта с бензина на спирт.
– Отлично! – довольно улыбнулась Лена. – Знаете, поговорю-ка я с этим иерусалимцем сама. Давно с обычными людьми не общалась. Как его зовут?
– Израиль Соломонович Шапиро.
– Бросьте мне образ местности.
– А стоит ли? – прищурился Михаил Поликарпович. – Впрочем, я вас понимаю, Елена Сергеевна. Сам замотался до последней степени. Как пожелаете. Но прошу немного подождать, я обеспечу охрану.
Услышав щелчок чайника, Израиль Соломонович поковылял на кухню – налить себе чаю. Хотелось кофе, но нельзя, сердце пошаливает. А потом на работу пора. Снова целый день выносить мусор из урн и мыть пол, выслушивая грубые замечания Шломо, звероподобного марокканца, распоряжавшегося в здании колледжа уборщиками и сторожами. До получения пособия от Битуах Леуми
[8] осталось шесть лет, а их как-то еще прожить надо. Тяжело вздохнув, пожилой человек отпил глоток чая и задумался.
И что его потянуло на эту самую родину предков? Нашел куда ехать… Оказалось, что никого физика плазмы в Израиле не интересует, что довольно известный в академических кругах ученый здесь не нужен и работы по специальности ему никогда не найти. Впрочем, свою роль прежде всего сыграло то, что он русский – человек третьего сорта. Выходцев из России израильтяне откровенно не любили и не понимали, считая едва ли не чудовищами и маньяками. Неудивительно, что “русским” было впятеро труднее найти себе хотя бы относительно нормальную работу. Впрочем, а останься он в стране исхода, то что? А ничего! В России сейчас фундаментальная наука в таком загоне, что слов нет от возмущения. Переписывается с коллегами, знает, каково им там приходится. Здесь хотя бы кое-как выжить можно, квартиру вон даже с женой купили, взяли машканту
[9] и купили, загнав тем самым себя в кабалу на многие годы. Ради детей ехали, но дети взрослые, сами строят свою жизнь как могут. Даже приезжают раз в несколько месяцев разве что. Дочь в Беер-Шеве живет, а сын в Хайфе. Где работу нашли, там и живут.
– Изя! – оторвал его от размышлений голос жены.
– Чего тебе? – недовольно пробурчал ученый.
– Да тут люди какие-то пришли, тебя спрашивают. Говорят, по важному делу.
– По делу? – растерялся Израиль Соломонович, не понимая кому он мог понадобиться. – Иду уже.
Он вышел в салон. Там действительно ждали четверо молодых людей. Точнее говоря, трое мужчин и молодая женщина, одетая в строгий костюм бизнес-леди. Красивая женщина, чисто русской красотой красивая. Чистое лицо, спокойные зеленые глаза, русая коса переброшена через плечо.
– Доброе утро! – поздоровалась незнакомка. – Я вижу перед собой Израиля Соломоновича Шапиро?
