— Ты сбежала от несвободы? — «мальчик с глазами» смотрит по-прежнему очень серьёзно.
Вспоминаю досконально свою ситуацию, недовольно передергиваюсь…
— И от нее, — отвечаю, — Ии от тех людей которые пытались мне ее насаждать… — отвечаю, как загипнотизированная, а потом, наконец, прихожу в себя. Ну что это я тут разоткровенничалась? Кому это нужно?. — А еще от любовника! — опыт показывает, что подобные темы тут же закрывают все предыдущие. — А если честно, так от целых двух… Надоело страдать полумерами…
Последнее сказанула, чтобы уж наверняка заинтриговать и перетащить на земные темы. К счастью, в этот момент нас нашли несколько новых человек из группы, и мы переключились на знакомство. С новыми дровами и своими темами разговоров. «К счастью», — потому что на самом деле сочинить хоть какую-то правдоподобную историю о своем бегстве, я была сейчас совершенно не способна.
Чтобы не возвращаться к скользкой теме, завожу новые. Слушают с большим интересом. Кстати, больше всех проникся Алишерка. Я немного переживаю. С одной стороны, в его возрасте и при его положении так и положено. Все младшие братья — бунтари, если сестры — педагоги. С другой — как-то страшновато одним неосторожным словом сбить юношу с толку…
Собственно, речь зашла об автостопе, и Алишерку ужасно порадовали познания. Он сам ни раз ходил по трассе, всю жизнь крепко получал за это от сестры. Меланья слушала меня с явным неудовольствием. А зря. Ведь — только хорошее. Я ведь — только то, что на поднятие духа настраивает…
А вот «мальчик с глазами» — я видела — слушал и впитывал. И я охотно откровенничала пол вечера, понимая, что он изучает меня по таким рассказам, и что я не в праве ставить стенку… Кроме того, нужно же было защитить Алишера, который уже подхватил ему и которого ребята из группы уже обвиняли в нечестности:
— Ну что ты гонишь, гонщик? — фыркала Ларусик — смешная девочка с двумя косичками. Представительница и явный лидер восторженной парочки влюбленных тинейджеров. — От Харькова до Симфика за 14 часов? Да это почти как поездом. Не на одной же машине ты все время ехал!
— Он не гонщик, — вмешиваюсь. — Белгород — Ялта за 13 часов на четырех машинах — норма. Не то, чтоб точно знаю, просто у меня всякий раз в среднем где-то так получается. — это не для рисовки, это у меня скорее от общей расслабленной открытости вырвалось.
Вообще я обычно опытом автостопа светить не люблю: или за блудницу принимают, или восхищенно в рот заглядывать принимаются. А у меня от такого — ассоциации со стоматологами. И всякий раз так от этого тошно делается, что обещаю прекратить разговаривать. Навсегда. Со всеми. А потом, конечно, нарушаю свой мысленный обет молчания, и стыжусь, что не выдержала. Вот и сейчас…
— А что ты в Белгороде делаешь, москвичка ведь? — Меланья настойчиво обнаруживает в себе любительницу повыводить всех на чистую воду.
Позже выяснится, что их двое таких в компании — категоричных правдолюбцев и маразматиков. Она и Егорушка, который появится у нашего костерка немного позднее. Забавно, что у Меланьи это характер. Ну, такой тип поведения от природы. А у Егорушки же — в обычном состоянии спокойного, флегматичного и довольно мирно настроенного типа — категоричность суждений появляется только под влиянием алкоголя. Зато как ярко! Едва чуть-чуть выпьет, тут же впадает в свою паранойю: во всех окружающих лгунов подозревает и уличить пытается. Столько чужих красивых рассказок этим попротил! Наутро стыдится всегда, извиняется — да поздно, рассказчик чаще всего и не по мнит уже, на какой истории был перебит и чем собирался порадовать.
Ой, я опять непоследовательна. Вернусь лучше во время описываемых событий. Итак, первая встреча. Егорушка еще не появлялся, а Меланья уже набросилась со своими подозрениями… Честно собираюсь с духом, чтобы ответить как-то вразумительно…
— В Белгороде-то? — а действительно, что я там каждый раз делаю? — Преимущественно сплю, — отвечаю честно.
— Как истинная хиппи в посадке возле трассы? — не без сарказма интересуется Меланья.
Удивительно! Человек явно не доверяет мне, смотрит строго, ворчит, но при этом совершенно не воспринимается недругом. То ли голос звучит слишком мягко, то ли взгляд такой ласковый…
— Она может послать тебя на хер, но при этом посмотреть так, что почувствуешь себя глубоко польщенным, — охарактеризует Меланью Язык ближе к концу вечера. — За то мы ее и любим. А она на нас злится!
— Когда в посадке, а когда и в гостинице, — отвечаю спокойно, хотя в душе чертыхаюсь уже на весь этот треп. Ну, кто меня просил в разговор вмешиваться?! Выгляжу же последней аферисткой и дурочкой!
Про посадку, кстати, вру — за всю жизнь ночевала там всего единожды и то не одна, а с попутчиком. Причем не со случайным, а с давно и прочно проверенным: мы ехали с бывшим мужем погостить к ребятам из Белгорода и Бобик сдох Не пугайся, Бобиком звался мужнин тогдашний транспорт — не из-за марки авто, а от моей давнишней привычки, всем предметикам давать персональные имена и клички. Что-то сломалось там под капотом, что-то не ладилось ни у мужа, ни у пары чудом остановленным им водителей… Решили переждать до утра, съехали на обочину. До сих пор вспоминаю ту ночь так, будто и не с Владленом ее вовсе провела! Вокруг — глушь. Посадка шуршит, — шебуршит зверушками и соловьями заливается. И мы, залитые лунным светом, самозабвенно трахаемся, понимая, что грех упустить такую обстановку и наличие времени. Позже вспоминаем разом все фильмы ужасов о том, как парочка осталась ночью в посадке заниматься непотребствами и попалась под руку кровожадному монстру. Я бормочу какие-то тут же придумываемые страшилки с примесью эротических извращений. Владлена это страшно заводит, и мы начинаем все снова…
Нет, разумеется, ничего подобного я не стала рассказывать в незнакомой компании. Да и в знакомой бы не стала — со времен работы в редакции заметила, что люди, хоть и страшно интересуются чужими сексуальными похождениями, хоть и слушают раскрыв рты и учащенно дыша, но отчего-то позже неизменно начинают презирать рассказчика.
Кстати, и помимо подобных сцен вспоминалось мне в этот вечер очень многое. И все — яркое, фишечное. В юности говорила бы без устали, наслаждаясь захлествнувшим вдруг вдохновением и всеобщим вниманием. Сейчас все же сдерживаюсь. Тем более — в первый вечер знакомства. Рассказываю только самое легкое. Совсем молчать тоже нельзя. Алишер, завидев во мне соратницу, требует истории. Приходится отвечать. Но прежде, нужно отгородиться от нападок Меланьи.
Про Белгородскую гостинцу, кстати, — правда. Мой одноклассник там офис сейчас снимает. А раньше он там же подрабатывал шулером. Мы с его женой — в прошлом первоклассной стриптизершей, а ныне просто скучающей красавицей — очень сдружились. Потому в итоге всегда выходит, что, проезжая Белгород, грех не нагрянуть на вечерок к друзьям-сотоварищам. Живут они где-то у черта на куличках, но по первому же моему звонку, бросают детей на соседей и мчатся со мной разгульничать. Не от того, что я такая уж вся развеселая, а потому что являюсь отличным поводом. В общем, полночи гуляем, полночи отсыпаемся. А там — они на работу, ну а я — на вокзал. Точнее, якобы на вокзал — чтобы беспокойств не возникало. На самом деле, разумеется, на окружную, и в путь. И, что ценно, в последний мой приезд, когда пришибленная донельзя, обалдевшая от разрыва с тобой, с Московой, и еще с кучей всего нужного, но запретного, я, после шестилетнего глухого молчания, объявилась у своих белгородских приятелей — ничего не изменилось. Так же все бросили и помчались на встречу, и мы с Таськой также верещали от радости и глупо друг друга облизывали, восторженно требуя от официанта шампанского, от Володи — не вмешательства, а друг от друга — полного отчета о прошедших годах. Вот, собственно, почему Белгород для меня — четкий разделитель пути, на постмосковский и предкрымский… Только объяснять это кому-то неверящему совсем не хочется.
