Джон растеряно хлопает ресницами и беспомощно оглядывается по сторонам. Такой большой, а такой маленький… Не знает, что на нашу Наташу близко к сердцу воспринимать нельзя…
— Они собираются много, — вмешиваюсь. — Уж я-то сибиряков знаю — поверьте, щедрейший народ. В том-то и дело. Наша задача убедить их приютиться бесплатно! — некоторые высказывания нашей Наташи делают из меня страшного человека. Зверею и начинаю издеваться, что, конечно, очень плохо. — Вы, Наташа, — мастер убеждения. Вот к вам и поселим! Верю, что достоинство не позволит вам сдаться, и в столкновении Сибирской щедрости с московским гостеприимством победит последнее.
Несколько замедленный в реакциях Джон недоумевает. Наташа бледнеет и возмущенно хлопает губами и ресницами. Остальные — прекрасно понимают, что я, мягко говоря, шучу, и вполне одобряют эти мои колкости. Лишь Никифорович — вечный оппозиционер всему общеодобренному — неодобрительно ворчит.
— О чем вы, София? Какое такое «московское гостеприимство»? Это как «живой труп» или «вонючий аромат»! Это же внутренне противоречивое высказывания!
— Нет, что вы! «Московское гостеприимство» это как «масло масляное»!
Пафосно прикладываю обе ладони к груди и елейным голоском растекаюсь по гулким стенам предбанника — коридорчика перед дверью на сцену.
Смешно, что все наши актовые залы такие одинаковые. Попадая на каждое новое место выступления — мы практически вслепую можем ориентироваться внутри ДК. Хотя, заслуженные скептики труппы, типа Натальи, утверждают, что площадки везде разные, просто нас приглашают лишь «нищие заведения, которые навсегда обречены ютиться по вульгарным, одинаковым проектам». Наташе, очевидно, все, что не дорого, кажется некрасивым. А вот мне внутренне устройство советских актовых залов кажется довольно милым и крайне логичным. Новые проекты — например, зал, где закулисье практически отсутствует, а сцена вместо старых добрых досок покрыта гладкой зеркальной поверхностью — кажутся мне пестрыми, неудобными, отвлекающими зрителей от пьесы, а актеров — от роли.
Практически в каждом ДК, куда нас приглашают, перед дверью, ведущей за кулисы, имеется мини-холл. По устоявшейся традиции мы всегда используем его для неформальных общих сборов перед представлением. Марик — режиссер, организатор, руководитель — приезжая на каждое новое место тут же бросается в кабинеты приглашающей стороны. Договариваться. О декорациях, о предоплате… О питании и ночлеге — если мы находимся где-то в глубокой области. Разумеется, все эти вещи к моменту нашего приезда уже оговорены, и, разумеется, всякий раз выясняется, что все друг друга неправильно поняли, и что все нужно еще раз разъяснять в личной беседе. Мы, как послушное стадо, пасемся в холле или курилки, ожидая результатов переговоров. Чаще всего взволнованный Марик появляется минут через тридцать, возмущается нашим бездействием, кричит: «Да за это время не то, что переодеться и загримироваться, две первые картины уже можно было на новой площадке прогнать! Что за глобальный пофигизм!» и отправляет всех по гримеркам. Первое время я удивлялась, отчего каждый раз, вместо того, чтоб, отправляться готовиться, мы упрямо ждали, когда придет Марик и начнет ругаться. «Нынче в моде пофигизм!» — смеясь, отвечали мне. Добрая Алинка просветила потом, в чем дело. Всего пятьраз, за все гастрольное время, актеры решили проявить сознательность и отправились готовиться к представлению, едва приехав на место. И все, все эти разы дело кончалось срывом шабашки — или приглашающая сторона отказывалась давать предоплату, или Марик, осмотрев зал, внезапно возгорался антагонизмом с лидером приглашающей стороны, или кто-то из главных актеров внезапно терял сознание и силы… Приходилось экстренно переодеваться обратно и ретироваться, пока приглашающая сторона не додумалась отобрать предоставленный транспорт. Поэтому, чтобы не сглазить, труппа никогда не начинала готовиться к спектаклю вовремя. С теми же целями Марик каждый раз делал вид, что не понимает истинных причин промедления. Все бы ничего, если бы это не лишало нас возможности хоть немного походить по сцене до представления. Пофигизм — пофигизмом, типовые проекты — типовыми проектами, а все равно каждая плщадка имеет свои особенности. И Алинка, между прочим, зачем-то на каждой площадке ставит декорации как-то по-новому. Ее творческая душа не терпит нужного постоянства… Художник-декоратор в нашей труппе действительно талантливый и добросовестный, но иногда ее новаторство даже идет во вред представлению. А может, мне кажется.
То есть, в отличие от всех остальных участников труппы, я все же не имею такой сумасшедший опыт работы на сцене, и потому очень нуждалась в осмотре сцены до начала спектакля…
Увы, никому не было до этого дела! Всевозможный неважный треп, перемигивания, взаимные подначки… Что угодно, но не работа. Я как-то попыталась тайком проникнуть на сцену, так меня схватили за руку и чуть ли не обвинили в предательстве. Суеверия среди моих коллег действительно были непоколебимыми…
— Вы путаете времена, девочка, — вот и сейчас, все мы торчим в предбаннике и намеренно делаем вид, что пришли сюда просто так — потрепаться. Никифорович продолжает тему гостеприимства. — Я — динозавр: последний, кто застал это понятие. Так вот уже в мое время «московское гостеприимство» было неважным. Не в смысле отсутствия значимости, а в смысле плохого качества. Уже в мое время! А сейчас так просто нет такого понятия…
— Вранье! — обижается Алинка… — Давай, Джон, своих восьмерых сибиряков, мои родители никогда ничего против гостей не имели.
— Спасибо, — Джон явно тронут. — Я еще кого-нибудь дерну, а если нет — то к тебе их отправлю. Они тут какие-то дела порешают и сразу обратно. Они, не надолго… Пару ночей и все…
Смешно, что при своих огромных габаритах в душе Джон очень кроток и стеснителен, а в манере говорить — суетлив. Ярко выраженный комический персонаж мало кем эксплуатируемого профиля. Очень ценный актер! Да и человек замечательный.
— Если можешь их разделить, я часть к себе заберу, — мне вдруг становится жалко гостей столицы которые каждый день по четыре часа будут добираться до места жительства. Алинка — привыкшая, а они, бедняжки, станут мучаться…
Кроме легкого нрава, художественного таланта и симпатичных мне взглядов на жизнь, Алинка обладает еще одним безусловным достоинством. Она — младшая сестра Марины Бесфамильной. Как бы там не складывалось, Марина всегда была близким мне человеком — общие интересы и схожие ценности на дороге не валяются, потому мы всегда благоволили друг другу. Алинка унаследовала от Марины очень многое и служила мне теперь живой памятью о подруге.
Собственно, именно Алинка притащила меня в труппу. Приехав из Крыма, я совершенно случайно встретила ее на улице и вместо приветствия, услышала звонкую трель о моей необходимости: «Соня! Вы не поверите! Вы — то, что надо… Мне обязательно нужно показать вас Марику. Он проникнется… Тем более, Махнова — предыдущая актриса этой роли — уходит от нас… Слушайте, ведь действительно, никто лучше вас визуально не подходит к этим декорациям. Не думайте, что я сошла с ума. Просто вы вот сейчас шли, я посмотрела, и поняла, что должно находиться в той части сцены для придания пьесе настоящей праздничности…»
