— Так, это все понятно, — Рыбка предостерегающим жестом останавливает меня от новых объяснений, а Лиличку, от гневной тирады возмущения. — Если будешь уходить, найдем, кем заменить. Просто, стоит ли это делать? Мы собираемся платить хорошие деньги…
— Стоит. Я не хочу иметь с вами ничего общего. В конце концов, как я могу брать эти деньги, если я не люблю вас?!
— Карпика люби, он ведь будет администраторить… Я, честно говоря, совсем не собираюсь вмешиваться, а Лилия, конечно, поможет на первых порах, но потом своими делами заниматься начнет. Твое к нам отношение никак на работу театра влиять не должно…
— И не будет. Потому что я на работу театра тоже не буду больше влиять. Решение окончательное и обжалование не возможно. Очень надеюсь, что больше мы не пересечемся…
Чувствую, что закипаю. Если немедленно не уйду, выплесну на присутствующие головы столько эмоций, что никогда себе потом этого не прощу и повешусь от стыда…
— Господи, Сафо! — Лиличка, сама того не ведая, выбивает у меня из-под ног табуретку. — Ну отчего ты так относишься? Это я, я должна на тебя смертельно обижаться! А не наоборот…
— Отчего?! — я снова не выдерживаю, и уже кричу, объясняясь. Лечу по лабиринтам своей больной психики с дикой скоростью и волочу за собой окружающих… — Да оттого, что твои интриги попросту сломали мне жизнь!
И понеслось. Я кричала о своей попранной вере в честную журналистику. О том, как Лиличкины интриги затоптали ее насмерть и лишили меня желания писать. Рассказала об Артуре, с которым могла бы жить вечно, если б не выяснилось, что он тоже часть технологий вранья. Об украденной у меня Москве. О Карпике с Нинель, которые хоть и какашки — но давние мои знакомые и вполне мы вполне могли бы сработаться, если б не пригревшая их под своим колючим крылом Лиличка. О Владлене с Боренькой, которые мои — куда уж более! — мои территории, оказавшиеся вдруг зараженными идиотским вирусом «не ссорься с сильными мира сего». О Мариковском театре, который процветал бы, не возжелай некто сделать из него шоу-труппу. О всех Лиичкиных угрозах, которые загадочным образом сбываются — пусть мистика, пусть не злой умысел, но ведь все равно нужно думать, когда угрожаешь! О маман, которую заставили уехать именно в тот момент, когда она оказалась мне нужна!
Слезы, сопли, крики… Противно! Это был откровенный срыв. Залпом выглушив половину протянутого мне испуганным Рыбкой стакана воды, начинаю приходить в себя. Стыдно? Горько. Горько, что не сдержалась и доставила присутствующим удовольствие созерцать мою слабость…
— Я не имею ни малейшего отношения к отъезду твоей матери! — Лиличка, кажется, в шоке от очередной порции моих обвинений. Надо же, ей, похоже, не все равно, что я о ней думаю… — Ни о каком N мне ничего не известно! Ты с ума сошла! Ты — ненормальная! Приятно конечно, что ты так меня переоцениваешь… — Лиличкино возмущение настолько искренне, что я теряюсь. Может и впрямь у меня помутнение рассудка. Может, и впрямь мания Лиличкиного величия?
— Я имею, — вдруг вмешивается молчавший все это время Рыбка. — Я не прощаю грубых наездов… — насмешливо склонив голову на бок, он сверлит меня глазами.
— Это еще что за новости! — Лиличка бессильно откидывается на спинку стула. — Ты?! Не посоветовавшись?! Но, зачем? Как?
Возможно, они разыгрывают комедию. Смысла в этом я не вижу ни малейшего, потому решаю все же верить в Лиличкину непосвященность. Итак, отъезд маман — личное дело Рыбки…
— Лилия, я потом тебе все объясню, — не терпящим возражений тоном, заявляет он.
— Нет уж! — Лиличка тоже мгновенно оказывается «на взводе». — Сейчас, немедленно! А что еще я не знаю о твоих деяниях? Огласите полный список, будьте добры…
— Это будет долго. Наша гостья успеет соскучиться…
Ловлю себя на том, что вовсе не рада происходящему. Внести раскол в стан врага — хорошо. Плохо не понимать, как извлечь из этого выгоду…
— Мне плевать! — Лиличка явно обжена. — Я думала, между нами, как минимум, все честно… — она опускает глаза и я вижу что левое веко ее нервно подергивается. Это еще кто из нас ненормальный?!
— Между нами — да, — устало вздыхает Рыбка. — Но какое это имеет отношения к моим действиям в окружающем мире? Я что должен был позволить какой-то шушере безнаказанно врываться в мои планы и переговоры?! Это не совместимо с моими понятиями о достоинстве… — снисходя до объяснений, Рыбка даже не смотрит в мою сторону. — Лилия, опомнись! С каких пор ты призываешь меня не отвечать на оскорбления?!
— Ни с каких! — немного успокаивается Лиличка. — Просто нужно было поставить меня в известность…
— Не счел нужным. Не хватало еще обсуждать такие мелочи. Ага! — Рыбка рад перемирию.
Теперь он оборачивается ко мне и, кажется, решает добить окончательно. — Если бы мне пришлось предпринимать что-то серьезное — я бы, конечно, обсудил… — Якобы продолжая разговор с Лиличкой, объясняет он. — А тут — ерунда. Пара звонков, несколько опрошенных информаторов., правильное веселенькое решение. Я обманул эту взбалмошную дамочку. Никакого Лешего — это кличка такая у вашего N, куда менее романтичное прозвище, правда? — я в Москву не приглашал.
Отчаянно роюсь в памяти. Никогда, ничего ни о каком Лешем от маман не слыхала. А может все-таки? Ну, не молчите подскажите же?!
Как жаль, что для удобства пользования мозгом, нет менюхи с волшебным «найти текст в файле»… Нет, сдаюсь. Никаких Леших… То есть маман долгое время хранила его в душе, ничего мне о нем не рассказывая. Значит, и впрямь задел, раз настолько не хотела ворошить его тему. Обо всех остальных своих давних приключениях маман говорила со мной довольно открыто и даже получала удовольствие от своей откровенности. У нее никогда не было подруг, с которыми можно было бы делиться опытом. С момента, как я выросла и мы стали с ней дружны, я заменила маман этих подруг. Чем была весьма довольна…
— Красиво вышло, да? — глумиться, тем временем, Рыбка, обсасывая свою победу над маман. — Дамочка перепугалась, собрала монатки… Я даже не знал… И куда вся крутизна девалась, а? У каждого человека в прошлом есть ниточка, дернув за которую можно его очень напугать… А эта мадам оказалась еще и с богатой фантазией. Я просто хотел услышать извинение. Вместо этого — получил поток отборной брани. Зато истеричка накрутила себя до такой степени, что вынуждена была сбежать из города.
— Не смей говорить в таком тоне, о моей матери! — подскакиваю я. Остатки воды в стакане выплескивается в лицо Геннадию. Само. Голова в какой-то момент теряет контроль над руками и тем, что они держат.
Немая сцена. Выхожу из-за стола, круто разворачиваюсь, направляюсь в холл.
«Интересно, Рыбка носит с собой пистолет? Хорошо, что мы встретились в людном месте. Это дает некоторую временную отсрочку. Если этот гад даже безобидные деяния маман не оставил без последствий, то мне — я уверена — он будет мстить вдвойне…»
Почти физически ощущаю, как ненавидящий Рыбкин взгляд сверлит мою спину. На плаще, вероятно, образуется прожженная дыра.
