Вот как? То есть все эти мысли о смерти были не выдумками… Я действительно чувствовала приближение смерти. Я действительно шла по Марикиным стопам… Ее теория о повторяемости сюжетов действительно имеет место быть и я почти попала под категорию — проживающий уже отжитое…
— Дурочка, — ответил на эти мои рассуждения Артрур. — Обстоятельства может у вас с Маринкой и были одинаковые, но характеры-то разные. Потому не могло все сложиться один в один. Ты же — не стадо баранов, ты же — человек. А значит, невзирая ни на какие обстоятельства руководишь собственными поступками и стремлениями. Маринка устала жить и сдалась. А ты — нет. Хотя бы потому, что не имела право так жестоко со мной поступить, да?
Я лишь пожимаю плечами. Меньше всего что-то зависело от меня тогда. Подмешай Рыбка чуть больше гадости в вино — и все…
— Разумеется, судьбы похожи, — продолжил Артур, заметив мою неудовлетворенность. — И всякое бывает. Можно в зеркало глянув, притянуть чьи-то проблемы, можно, книг начитавшись, начать мыслить, как их герои и, соответственно, поступать также, а, значит, и события в свою жизнь заманивать соответствующие. Но это — путь неосознанного существа. Мы ведь на то и люди, чтобы все эти повторы отслеживать, находить, где действительно свое, а где притянутое за уши. И жить свое… На то воля человеку и дана. Разве нет? Иначе жизнь наша была бы совершенно скучна и бессмысленна.
Вот тебе и скептик-иронизатор. Вот тебе и пофигист… Знаете, кажется, я совсем-совсем его раньше не знала. Не удосуживалась тщательно исследовать.
— Еще не все потеряно. Я целиком в распоряжении твоего исследовательского любопытства. — и улыбается, негодяй, вполне однозначно. — Надеюсь, у нас это взаимно? — спрашивает и медленно-медленно ведет пальцем по моей шее. — Я уже забыл, какая ты родная на ощупь, — шепчет внезапно осипшим голосом.
А я и хотела бы из вредности сделать вид, что не понимаю, о чем он, да не могу удержаться — принимаюсь за ответное исследование…
* * *
— И все-таки, почему ты не поехала со мной тогда? — придя в себя, мы, разумеется, начали выяснять отношения. Бокалы наполнены, пастель расстелена, тела обнажены, истощены и прекрасны, а мы — нет чтобы прибывать в блаженной неге — пытаемся разобраться, кто когда и кого первым предал…
— Я не про Крым, — продолжает Артур. — Я о твоем отъезде из Москвы… Раскрыла бы мне свои идеи. Я бы поддержал. Красиво ведь вышло. Я потом понял, что ты учидила — Лиличке сдавала одно, а на печать отправила совсем другие, правдивые материалы. Да? Зачем было хранить подготовку в тайне от меня?
— Не знаю… Ты же сам говорил: основной руководящий мотив моей жизни — сиюсекнудные ощущения. Они тебе не доверяли. Артур, расскажи я тебе о своих планах с книгой заранее — ты запретил бы мне так рисковать.
— Не люблю бестолкового хулиганства, — соглашается он.
— И ладно просто бы запретил — мне и моим планам от этого ни холодно, ни жарко… Ты бы попытался помешать мне. А ты — опасный противник. Самый опасный, из всех, каких я только могла себе представить…
— Ты научилась делать комплименты! — удивленно отмечает Артур, освежая бокалы вином.
— Ерунда! — ну отчего он пытается играть там, где речь идет о действительно серьезных вещах? — Я раз в жизни пытаюсь сама в себе разобраться и четко объяснить причинно следственную связь, а ты — глумишься! — непроизвольно корчу обиженную гримасу с по-детски надутыми губами и тем самым даю ему лишний повод для иронии…
— Прям таки и глумлюсь! — смеется он. Потом, кажется, понимает, что сейчас разговор прекратится и пугается. — Молчу-молчу… Говори-говори…
Терпеть не могу юмор, который не к месту! Эх, лучше не обращать внимания.
— В общем, открыться я тебе не могла — испортишь всю затею. А уезжать с тобой, не рассказав всей правды было бы слишком подло. Ни ты, ни я, никогда не простил бы мне этой маленькой лжи. Она стояла бы между нами по гроб жизни…
— А так между нами встали тысячи километров и глобальное непонимание!
— Похоже… Но я-то думала, что мы расстаемся навсегда. То есть, была уверена, что все нити оборвутся и будет уже неважно, что между нами. Я не знала, что сдамся и в какой-то момент заскулю, призывая. Знаешь, женщина, особенно такая, как я… Она от одиночества делается очень слабой и глупой. Когда меня никто не любит я делаюсь стервою, и не стыжусь вешать на шею ни в чем неповинным гражданам все свои бзики и неприятности. — чувствую, что говорю гадости. Режу этим своим «ни в чем неповинным гражданам» все зачатки установившейся было между нами теплоты. Выходит, будто я не конкретно на него — Артура — вешалась. А вроде бы как на любого, кто под руку подвернулся бы… Выходит очень обидно, но честно. Как и все следующее. — А потом понимаю, что так поступать стыдно. Понимаю, и снова уезжаю. Вот такое вот у меня для себя получается наказание. Пусть мне будет хуже!
— Да! Но хуже-то, мне?! — с отчаянием вскрикивает Артур и закатывает глаза к потолку, призывая всех вас в свидетели. Ишь, уже и до этих моих святынь добрался! И не стыдно же!
И тут совершенно неожиданно сверху падает кусок штукатурки. Прямо в бокал Прямо мне. Прямо с потолка. Ошарашено переглядываемся, понимаем вдруг всю маразматичность нашего разговора, заходимся в истеричном хохоте.
Кажется, мы и вас уже достали своими разборками. Переливаем из пустого в порожнее, пытаемся оправдаться за то, что давно уже друг другу простили, морочим вам головы этой тягомотиной…
— Хватит, — Артур отсмеялся первым и начал, наконец, действовать. Посмотрел на меня очень серьезно, укоризненно покачал головой, тяжело вздохнул и произнес почти умоляюще. — Собирай вещи, мы уезжаем… И поаккуратней с ответом, крыша у тебя, как видишь, уже сыпется… — ухмыльнувшись, он показал глазами на мой бокал.
Вероятно, откажись я тогда, вы обрушили бы мне на голову небо. Разумеется, я не могла так корежить систему мирозданья.
* * *
Через две недели мы с Артуром уселись в самолет и навсегда распрощались с прошлым… Напоследок, что приятно, оно одарило нас сюрпризом в виде внезапно нарисовавшейся на горизонте Алинки:
— Привет, — как-то очень напряженно начинает она. С тех пор, как я оставила ее в своей комнате, а сама отправилась на разборки с покойным Рыбкою, Алинка на меня обижается. Ей кажется, я не имела права на подобные намерения. Ей кажется, я шла туда из-за нее… — Вы и тут со мной?
Несколько минут уходит на мою тираду с объяснениями. Раньше на это просто не было времени, а сейчас, наконец, я могу оправдаться. Перед Алинкой это делать стоит. Перед ней — хочется…
— А у меня выставка в Париже, — спустя всего несколько фраз моя девочка все уже понимает и обстановка совершенно разряжается. — Поль оказался мозгокрутом, но не пустоболом… Кажется, жизнь налаживается… — ответные наши шумные поздравления возымели должный успех, Алинка с прежним детским блеском в глазах восторженно тараторит: — Скажите, здорово, что мы летим одним рейсом, да? Скажите, удивительно?
