Вот и весь разговор. Слово вставить было некуда. Да и боялась я, потому что, если телефон прослушивается, то говорить нужно как можно меньше по времени — тогда, это я откуда-то из шпионских рассказов знала, не засекут.
К Масковской я влетела разъяренной фурией. Вспомнила все прошлые ее прегрешения, сразу заподозрила.
— Что, что вы ему рассказывали? — спрашиваю.
А она невозмутимо так отвечает.
— Всю правду, разумеется. А с меня никто подписку о молчании не брал. Имею право на звонок давнего приятеля ответить… Я я Артуриком нашим хорошие поддерживаю отношения и ничего зазорного вэ том не вижу. Ясно?
Всю правду она рассказала, своему «давнему приятелю»! То ли по глупости, то ли понимая, что пакостит. С ней разбираться не стала — лень руки марать. Попыталась про обратную связь выяснить, оказалось, она раз в неделю на главпочтамт ходит, куда Артур ей и звонит. Точнее, звонил раньше — пока ее помощь требовалась, и ко мне у Артура было повышенное внимание. Ну и Москвская! И не постеснялась же признаться! Надо же!
Смешно все это, потому что Рыбка ничего не выиграл. Раз Артур позвонил, зная о прослушивании, значит, невозможно его будет вычислить по обратному номеру. То есть Артур, конечно, клюнул на Рыбкину удочку, запрезирал меня и, как человек не переносящий безответных чувств, позвонил высказаться, но наверняка так перестраховался, что никто его не найдет. Он мастер таких штук, наш Артур. А еще, глубокая личность и яркий поэт. Только мыслит, как и я раньше, штампами. Спешит ярлык навешивать, до конца не разобравшись, позволяет собой манипулировать… И так это грустно, так не вовремя. И так жаль, что я совсем одна теперь осталась, да еще — извини — обосранная…
Прости, не буду пока больше писать. Как-то не писательное совсем настроение…
Сообщу только, что Рыбке я тогда перезвонила и высказала, все, что думаю. Надеюсь, мой звонок он надолго запомнит. Нет, ничем не навредила, увы. Просто выпустила пар. Пусть хоть какое-то ощутит наказание.
Как видишь, твоя идея разыскать Артура оказалась не слишком правильной. Но ты не расстраивайся. Не бросай меня, Димочка… Без тебя я совсем пропаду. Ответь обязательно…»
* * *
«Здравствуй, Димочка!
Ты пропал и не отвечаешь совсем… Но я не обижаюсь — вероятно, есть объективные причины на твое молчание. Знай одно — я верю в тебя, и послания буду писать, как бы ни обернулось все. Нет, лучше знай два — первое, про то, что верю, и второе, про то, что не могу больше без обратной связи. Найди хоть какой-то способ сообщить свое мнение о происходящих событиях.
Денек у меня сегодня выдался плодотворный… Пишу репортажем, как было. Суди сам, что делать будем.
Нет, Димочка, Свинтусу я звонить не стану. У него своих дел по горло. А кому? Всех, кого могла, обзвонила уже. Те, кто на плаву, — зовут пьянствовать. А помочь ничем не могут — профиль не тот. Странное что-то у меня с этим профилем. Раньше всем подходил, а теперь шарахаются. Выходит, чем человек старше, тем он уже специализирован.
Впрочем, долой пессимизм! Многого я сегодня добилась… Многое сделала. Вот слушай.
Захожу к Нинельке. Строгая, аж пыхтит. Ну, думаю, совсем баба в образ вошла, так страху на всех напускать пытается, что и впрямь в ведьму превратилась.
— Выйдем, — предлагаю, — Прогуляемся. Ты хоть отойдешь немного. А то злющая сидишь, как стая помидоров.
— Отставить авангард! — это Карпуша командует. — У нас из-за тебя неприятности…
Нинель, ничего не объясняя, выставляет Карпика за дверь и кидается разъяренной фурией. Сует альбомный лист в руки, ручку свою на него бросает.
— Пиши! — говорит. — Заявление…
— Ты, Нинель, совсем заработалась. Я его уже в прошлый раз писала.
— Еще раз пиши: «Прошу уволить меня по собственному желанию…»
И ни слова объяснения. Докатились до приказного порядка, значится. Я написала, на этот раз старательно, чтоб остаться в архиве девочкой с каллиграфическим почерком. А Нинель злилась, бубнила, мол, я специально ей нервы треплю по минуте каждую букву вырисовывая. А потом вдруг расплакалась. Тыкалась в носовой платок долго, будто взасос с ним целуется.
— Не могу ничем помочь, — всхлипывает. — Хочу, но не могу. Знать надо, с кем ссоришься. Не знаю уж зачем ты этим людлям дорогу перебежала, но мне позвонили, сказали — вон из штата. Не терпят они теперь Бесфамильную… Прости, Маринка. Ничего не могу я теперь!
Я ушла подальше, чтоб никого не расстраивать. И с Карпиком даже не попрощалась. Вдруг тоже жалиться начнет. Не люблю, когда из-за меня кто-то ревет. Тем более, так бесполезно и неискренне.
Тем и закончились для меня «Женские Факи» — журнал, который все вместе когда-то придумали, в муках рожали, да легко оставили, подбросили, как кукушки кукушат в чужое гнездо, где его точно испортят. Да мне уже все равно.
Но ты не думай, я не сдалась, стала своим названивать. Ведь, думаю, /есть еще адреса, по которым найду голоса…/
— Хэлло! — представляю, как давнйи мой знакомый, шалопай, маньерист и музыкант Лева эстетски двумя пальцами держит трубку, а остальными тарабанит по корпусу телефона. — Марина! Вот уж приятно, вот уж не ожидал. Давно в Москве? У нас концерт сегодня. Хочешь, охранникам оставлю флаер. Просто приглашение, с ним вход на десять процентов дешевле.
— Я не на концерт хочу, мне бы просто встретится…
— Давай через недельку, а? У нас сейчас такой геморрой с концертами…
— Я работу ищу. Не знаешь, куда обратиться?
— Ну и шуточки у тебя, девица! Я б сам обратился, кабы б знал куда… Тут один студийный альбом полжизни отбирает. Надоело все. Но бросать свое нельзя! Начала — продолжай, как бы тяжело ни было…Ты позвони через недельку, водочки хряпнем, старое помянем. Анна в восторге будет…
Да, Дима, знаю, знаю… Нужно было пойти потусоваться, с кем-нибудь там в клубе познакомиться. Но тошно мне сейчас от тусовок! Имею право на разговоры по сути, без всяких там модных наворотов… А они, соответственно, могут отвечать, как есть, не тратя сил на церемонии.
Двое из обзвоненных не узнали, двое испугались и сослались на партнерство с Нинель, трое расплылись в комплементах, и потребовали срочной встречи. Первым поехала к одному газетчику. Он еще в прошлой моей жизни помочь с изданием сборника обещал.
— Здравствуйте, — говорю и закуриваю для уверенности. — А вы с Геннадием никаких дел не имеете? А то он на меня травлю объявил, у вас могут выйти неприятности…
— Прошли те времена, когда у меня из-за чьих-то неприязней могли выйти неприятности, детка. — отвечает газетчик и подмигивает. — Я, родная моя, так крепко сейчас стою, что тебе и не снилось даже…
Вот это я понимаю! Вот это мужик! А то, что морда лоснится, и три подбородка на пузо свисают — так это даже хорошо. Мягче спать будет.
— Ну, это все интересно, но немного не по тому профилю, — хмурится, выслушав трактат о моей ситуации, — Нам репортеры нужны, а ты все же литературщик… Хотя… И про сборник идея хорошая, и… Кстати, а что ты сегодня вечером делаешь?
