— Это кто такое сказал? — Марина, конечно, не удерживается от эмоций.
— Это — я. А так — все по чуть-чуть говорили. Жалели тебя, значится. Описывали, как совсем больную, надеясь, что спрос тогда с тебя невелик будет. Но Генка из этого сделал совсем другой вывод. Друг нашего Артура, ну, начальник ваш.
— Передвижной что ли?
— А я знаю? Ну, пусть будет Передвижной. Так вот, он когда-то давно, еще при жизни твоего хм-м … друга… нашел в его купе лист с текстом: «Разыщи Артура». Ясное дело, Передвижной не мог пройти мимо такого, и лист тот забрал, чтоб предъявить Артуру, и тем самым оградить его от возможных неприятностей.
— Зачем Димка писал этот текст?
— Генка тоже заинтересовался. Мы с ним даже к массажистке вашей ездили.
— Как она? — вопрос выпрыгивает сам, Марина совсем не собиралась задавать его.
— Ждет суда. Там что-то тянут, не знаю, мы не вмешивались… Так вот «разыщи Артура» ваш общий возлюбленный написал себе, как подсказку. У него, говорят, целый кулек таких мини-плакатов был с лозунгами. Еще один чокнутый! Массажистка говорит, он мечтал стать великим артистом. Рассказы твои об Артуре очень заинтересовали его. Горе-артист решил сам разыскать этого гениального менеджера, пригласить себе этого волшебника-продюсера. Мало кто отдает себе отчет, как могут быть использованы потом любые наши записи… Когда плакат попал к Геннадию, он сразу придумал план. Чернила ему подарили еще до отъезда, и, шутки ради, он взял их с собой. Я так понимаю, в обязанности приставленного к тебе человека входило научиться подделывать эту фразу и, как Фриде платок, подсовывать ее тебе регулярно… Всех то дел, срисовать с листа на стену. А потом уже чернила работают сами. Чудное изобретение, не правда ли?
— Зачем? — Марина и сама не знает, что пытается выяснить. Все очевидно, но прекращать разговор страшно — вдруг потом начнет преследовать что-то недовыспрошенное.
— Что значит, зачем? — Лиличка уже освоилась с давлением в пояснице и теперь презрительно фыркает в своей любимой манере. — Генка что, по-твоему, человек-компьютер? Все на логике? Нет. Просто интересно было такую аферу провернуть. Вдруг выстрелит… И выстрелило же! Во-первых ты поверила. Впрочем, с твоей предрасположенностью это было не удивительно. Во-вторых — ты действительно согласилась искать Артура. А вдруг бы нашла, чем черт не шутит? Правда, скорее, узнав, что ты его ищешь, он сам бы вышел на связь. Где-то на это Геннадий и рассчитывал. Но Артур «не клюнул». Хотя известно — парень из тех, у кого обозревателей целый город, не мог он не знать, что ты активно его разыскиваешь… Тогда Геннадий решил разыграть твое предательство. И, знаешь, я до сих пор удивляюсь, подействовало. Странно устроены мужчины. Если к ним со всей душой — относятся наплевательски. А, едва появится повод заподозрить в предательстве — тут же звонят. Пусть просто, чтоб поругаться, но звонят ведь! Самое смешное, что Артура так и не засекли. То есть откуда звонок — известно, но туда у нас руки пока не достают…
Дальше слышится какой-то маразматический деловой треп. Лиличка предлагает поговорить с Геннадием. Утверждает, что он обиделся просто на оскорбления, и потому с работой так поступил. Предлагает себя в подруги и парламентеры… Жалуется, что Рыбка ее не слушает в последнее время, набивается в подруги…
Марина не слушает. Ей было интересно про Димку. Про Артура, Рыбку и саму Лиличку — скучно. А про Димку больше ничего не будет, потому что нечего говорить — не Димка это вовсе, а химический состав надписи… Вот как все просто.
Полное равнодушие к происходящему на миг выключает Марине слух. Она с удивлением переводит взгляд с шевелящихся в горячем монологе ярко накрашенных губ Лилички на набалдашник своего зонта. Сейчас Марине непонятно ни, что она тут делает, ни, что же придумать дальше. Мысли разлетелись, к тому же навалилась дикая головная боль.
— Знаешь, — с трудом контролируя, что говорит, Марина перебивает. — Сволочи вы все редкие. Но это уже, слава богу, не мои проблемы. Один тебе совет на будущее — помни, сюжеты имеют свойство повторяться. Я тут нафантазировала ерунды всякой. Не хочу — чтоб сбылась, глупо выйдет и не по-человечески. В общем, следи, чтоб Рыбка к оружию не прикасался. И если не хочешь его самоубийства — или уже семьей с ним живи, или в покое оставь. Это я тебе не из добрых чувств говорю, а потому что не хочу нести ответственность за свои придумки. Все, я пошла.
Спокойно выйдя из машины, Марина замирает на остановке. Голова так и не успокаивалась и, чтоб не упасть, она опирается на зонт, как на трость.
Лиличкино авто стоит, не трогаясь с места, как вдруг… Яростно гремит мотором, нарушая все правила, подлетает к Марине.
— Шутить, значит, вздумала? — сверкает полными бешенства глазами Лиличка, приоткрыв окно, — Зонтиком, значит, размахиваешь? Знаешь, я не хочу ходить до конца жизни и оглядываться, опасаясь, что какая-нибудь муха тебя укусит в очередной раз. На этот раз, не Генка, нет… Я! Я тебе обещаю — не будет тебе жизни в Москве! Доигралась ты со своими зонтиками!
Впору испугаться, а Марина, да, да, несмотря на дикую боль в висках и прочие обстоятельства, вдруг начинает хохотать. Потому что понимает — ничего придумывать не надо, они с Димкой уже отмщены. Лиличка в бешенстве не из-за «нападения», а как раз от того, что нападение было больше похожим на шутку. Так же, как Марину трясло от одной мысли, что над ее искренней верой в связь с Димкой надругались, так же уничтожал Лиличку факт издевательства над ее вполне настоящим страхом.
— Отмщены! — прошептала Марина и навсегда потеряла всякий интерес к Рыбке, Лиличке и им подобным.
* * *
Снова объективный взгляд:
В проеме окна она кажется маленькой. Волосы прилежно заколоты, руки скрещены на груди. Смотрела распахнутыми до резей глазищами в лицо затянутого дымкой неба, требовала показать звезды. Но звезды кончились, и небо капризно расплакалось от собственной несостоятельности. Сейчас оно умоляет оставить его в покое, не теребить пустыми просьбами и оставляет на лице Марины пресные капли. Те падают на щеки, но дальше не катятся, будто они — льдинки, а Марина уже мертвая…
Давным-давно заколотила двери с внутренней стороны. Распахнула окно настежь. /Не чтобы спрыгнуть, а просто спьяну/. Уселась на подоконнике, укутавшись в плед. От неба уже отвязалась. Взирает теперь сверху вниз на уже втиснутых в пальто прохожих, курит и глупо так улыбается. Притаившись, подслушивает осеннюю Москву, и радуется, что та ее уже никак не касается. Вот кто-то стервозным гудком сигналит на перекрестке, соседние машины отзываются обиженным ревом. Ругаются…
А Марине все равно! Покойно, свободно и не любопытно даже. Как пресытившейся уже царице Тамаре, в окне башни над Тереком.
— Я устала от тебя, город! — кричит в никуда, и тут же захлопывает раму, чтобы бдительные гуляки от нечего делать не вызвали милицию.
Милиция тут была уже пару дней назад. И Марине она не понравилась.
«Хоть тебя, Димочка, и нет, но пишу, потому что больше рассказать некому. Интересный сюжетик о том, как меня посетили правоохранительные органы… Интересно?
