– Ты звал нас, брат наш, и мы пришли! – заговорил огромный, почти трехметровый арахн. Цвет его шерсти не был виден из-под скафандра.
– Я не ради себя... – откликнулся альбинос, потрясенно глядя на обезоруживающих стражей неумерших. – Ради нее... Ради Тра-Лгаа... Они ее съедят. Заживо. И...
Он замолчал, не решаясь выдавать чужую тайну. Но через пару секунд все-таки заставил себя говорить:
– Она чувствующая! Такая, как в древних легендах!
– Чувствующая?! – отступил на шаг командир неумерших. – Целитель Душ?! Эти твари собрались сожрать Целителя Душ?!
В выплеске его феромонов было столько боли и ярости, что Рхуу-Марга вздрогнул, снова едва не свалившись с завесы. Он нервно передернул лапами и заставил себя подбежать ближе к неумершим. Теперь он тоже такой. Потом объяснил коршунам, где искать Тра-Лгаа, и через несколько минут ошеломленная юная арахна оказалась рядом с Рхуу. Аарн буквально преклонялись перед ней, и бедняжка никак не могла понять, что же такое происходит. Оказывается ее дар, который Тра считала проклятием, в среде неумерших является благословением, и перед его носителями все вокруг готовы были на трех лапах бегать.
– А ты запомни и передай Матерям! – повернулся к старшему стражу командир коршунов. – Если в каком-нибудь Паутиннике сожрут Чувствующую, то я такой Паутинник лично сровняю с землей! Понял? Это слово даю тебе я, дварх-майор легиона «Коршуны Ада» Враа-Рхии. Даю от имени всего ордена Аарн!
– Передам... – мрачно ответил потрясенный старший страж, с изумлением глядя на юную самочку. Чувствующая! Древняя, почти забытая легенда. Как жаль, что нынешние Матери не такие...
Он замолчал и только сучил лапами на месте, глядя, как неумершие один за другим скрываются в воронках прямых гиперпереходов. Последние увели с собой Тра-Лгаа и Рхуу-Марга. Когда воронки схлопнулись, старший страж приказал помощнику помочь ему умереть. Тот сочувственно приоткрыл жвалы и согласно опустил пленку на глаза. Он на месте командира поступил бы точно так же. Приказ Великой Матери не исполнен. Потом подошел и резко вонзил когти в нервные центры на спине старшего стража. Тот дернул всеми восемью лапами и медленно завалился набок. Для него наступила тьма. Навсегда.
* * *
Звук падающих с ржавой трубы капель выводил из себя, не давая заснуть. Впрочем, спать осталось какой-то час, вряд ли больше. Скоро подъем и новый нудный, выматывающий душу день. День, не несущий никакой радости и никакой надежды. Только тоску и горечь. Дар-Савит осторожно перевернулся на другой бок, боясь разбудить соседей. Они-то, бедолаги, не виноваты, что у него бессонница. А с утра им всем предстоит опускаться под скальное основание Гнезда и продолжать долбить новые подземные уровни. Хорошо хоть основные коридоры прокладывают специальные горнопроходческие комбайны, на долю чернорабочих остаются только вспомогательные тоннели малого диаметра. Тяжелая, нудная, бесконечная работа.
Самое страшное, что ни у одного из рабочих не имелось ни единого шанса когда-нибудь заняться чем-то другим, подняться хоть немного выше в социальном плане. В их жизни была, есть и будет только работа, работа, работа. Сон в общем бараке, сытная еда, скудные развлечения и снова работа. Изо дня в день, из года в год, из десятилетия в десятилетие. До самой смерти. Правда, выросшие в бараках и не знали иной жизни, их даже не обучали грамоте, и они не претендовали ни на что иное. Побольше вкусной еды, простых развлечений, отдых временами – и хватит. Да чтобы похвалили за добросовестно сделанное дело.
Сирена побудки, несмотря на то, что Дар уже не спал, заставила подпрыгнуть с нар. Молодой гвард вскочил на ноги и едва не упал, запнувшись о брошенный кем-то из соседей прямо на пол отбойный молоток. И как мастер их группы просмотрел такое безобразие? Инструмент ведь запрещено таскать с собой в спальный барак. За такой проступок и выходных лишиться недолго. А жаль, всего один выходной за сорок дней работы дают, единственная возможность для чернорабочего хоть на несколько часов покинуть подземные уровни, увидеть солнце и небо. Дар страшно тосковал по книгам, гварда, привыкшего постоянно кормить свой мозг информацией, мучил информационный голод. Уже три года он здесь и до сих пор не может понять, в чем провинился, за что его лишили социального статуса и сослали вниз.
– Дар-ка! – обратился к нему весело распахнувший пасть Мер-Кахат, огромный и очень глупый гвард с куцым, толстым хвостом, словарный запас которого едва ли превышал пятьсот слов. – Молотка твоя?
– Нет! – раздраженно буркнул Дар. – Сколько раз можно просить не добавлять к моему имени это твое дурацкое «ка»?
– А номера твоя! – еще веселее сказал Мер, захихикав.
Вслед за ним грохнул смехом весь барак. Дар посерел и бросился к отбойному молотку. Точно, его молоток. Подшутили, сволочи... Кто-то ночью не поленился сходить в инструменталку и принести его сюда только чтобы досадить «умнику». А сейчас мастер смены придет. Вершащий Суть! Да что он им сделал-то? Никогда же слова плохого не сказал! Только за то, что умнее? За то, что не такой, как они? Тупые-тупые, а нашли чем досадить. Лишить выходного. Видели, как Дар трясется над этим несчастным свободным днем, и лишили даже такой малости. Стукнула входная дверь, и в казарме появился мастер утренней смены, пожилой, грузный, вечно чем-то недовольный гвард. Он мрачно осмотрел замолчавших чернорабочих, и взгляд его споткнулся об лежащий на полу отбойный молоток.
– Чей?
– А вот его! – показал на Дара кто-то.
– Твой?
– Мой, уважаемый мастер смены, – покорно ответил молодой гвард. – Но я его сюда не приносил. Честное слово, не приносил!
– Мне хвостом! – отрезал тот. – Раз твой, останешься без выходного. Правила ты знаешь.
– Вы знаете, что я его не приносил... – обреченно сказал Дар. – Вы знаете...
– Нечего строить из себя незнамо кого! – насмешливо приоткрыл пасть мастер смены. – Ты чернорабочий. Навсегда. А раз так, то нечего чернорабочему в библиотеке делать! Мне уже запрос оттуда присылали, спрашивали, почему я не слежу за своими недоумками.
– Я же никому не мешал... – с тоской протянул Дар. – Никому... Сидел себе тихо в уголке и читал...
– Ты вообще не имеешь права читать! – рявкнул мастер смены. – Грамотный тут мне нашелся! Короче, я все сказал. Пока ты без выходного, а если еще раз тебя в библиотеке увидят и мне доложат, то влетишь по-крупному. Понял?
– Да, господин мастер смены... – мертвым голосом ответил Дар, едва сумев проглотить горький комок в горле. – Понял.
Видимо такое отчаяние отобразилось на его лице, что начальник даже смягчился.
– Да не переживай ты так! – щелкнул зубами он. – Было бы из-за чего. Прими, наконец, свою судьбу. Пойми, ничего другого у тебя уже не будет. Хоть ты тресни, не будет! Не стоит тебе в ту библиотеку ходить, только душу себе травишь, только себе хуже делаешь. Все равно ведь прошлого не вернешь. Сам виноват, думать надо было, что делаешь. Не загремел бы сюда. А раз загремел, обратной дороги нет. Запомни это, парень.
