– Не верили? – Чудак улыбнулся и заговорщицки подмигнул. – А я вам что глаголил? Это не волчица белая, не мальчик со свечой. Это бродит наша Совесть и наш Дух! А вы? Поросёночком к себе их приманить задумали? Стыдно, стыдно, господа! Этакое свинство развели на земле! Скажите спасибо, что есть ещё Совесть и Дух, а то совсем озверели бы – перерезались бы да перестрелялись. Я так своим скудным умишком сужу.
………………………………………………………………………………
Боголюбины с тех пор зареклись на облавы ходить и других отговаривали.
Однако волки сами неожиданно почему-то покинули остров; и загадка эта объяснится позже – природное чутьё им подсказало, что остров скоро будет под водой. Но люди пока что об этом не знали, они суетились, хозяйничали, присматривая бросовые земли.
29
Свято место пусто не бывает. Чей-то хозяйский сметливый глаз зацепился за остров – бросовую землю – мясокомбинат построили под боком беловодского городка: очень удобно, выгодно.
За синими горами и тёмными лесами из века в век вьётся верёвочка старинного Чудного тракта. Но сколь верёвочка не вейся по горам, а всё равно ты скатишься к равнине…
Каждый год, когда сгорает лето, здесь можно видеть такую картину: гурты монгольских мохнатых сарлыков, коров, огромные овцебыки, отары баранов – с предгорий, с пастбищ горохом высыпаются на берег Летунь-реки. Высыпаются в том месте, где стоят загоны, а под берегом – здоровенная, ржавая, будто кровавая туша парома.
Обречённые стада – друг за другом – попадали на паром и переправлялись на остров.
Грубо сколоченная бойня стояла на остатках белого фундамента. Перед бойней – весовая, накопитель, огражденный высоким забором, заляпанным грязью, дерьмом. Зловоние кругом – не продохнуть. Пар клубится от животных, от растерзанной земли, смешанной с мочой и испражнениями. Жуткий рёв покрывает ещё более жуткая матерщина…
Страх поселился тут давно и прочно.
Страх электрическим разрядом проходит по живой цепи: всё мирное, домашнее, покорное и даже кроткое – всё звереет в тесноте и в полумраке: рёбра ломятся наружу и забор трещит; огромный бугаина, вставая на дыбы, куда-то рвётся по головам своих собратьев – и оседает брюхом на частокол рогов; тускнеют набухшие кровью глаза, алая пена пышет на губах и тянутся живые дымящие кишки по грязным доскам… А телята стонут, плачут, забившись в угол, утирая слезы о бока друг друга; и нередко умирают от разрыва сердца на пороге бойни – в трёх шагах от полуголого молодчика с пудовым красным молотом наизготовку.
Свято место пусто не бывает.
30
Чудак Чистоплюйцев любил пошутить, вспоминая былое. На нашей беловодской стороне, говорил, ох, звенели морозы: плотники жарили гвозди на сковородах – прежде чем забивать, а летом, в жару, курица могла снести варёное яйцо – вкрутую или всмятку, как хозяин-барин пожелает…
Шутка шуткой, а погода сильно испортилась. Прохудилось небо, разорванное взрывами шального «демонита», прожжённое пожарами, полютовавшими над городами и весями, монастырями и пашнями…
Теперь ни зимы настоящей не сыщешь на нашей беловодской стороне, хоть езжай за море снегу попрошайничать на Рождество; ни летечка красного нет, серым-серое оно теперь от пыльных бурь, от грусти и тоски. Сегодня (как вполне серьезно советовал всё тот же чудак Чистоплюйцев) идёшь на улицу зимой, так и зонтик с собой прихватить не мешает, потому как мокрый снег в любой момент может огорошить горохом града или, в крайнем случае, зёрнами дождя. А летом что бывает? Смех и грех. Глядишь, помидор созревает на твоем огороде, а приглядишься – снегирь прилетел.
Естественно, что миражей, подобных Белому Храму во ржи на острове, летом нигде не видать. Да и острова теперь почти пропали на Летунь-реке: в низовьях поставлена гидростанция, затопившая много российских раздолий и само Древо Жизни.
* * *
Вот, кажется, и всё, конец баллады.
Былая жизнь и Белый Храм во ржи – всё сделалось преданьем старины глубокой и надо бы теперь её забыть, чтобы всякий раз не резать по-живому терзательным ножом воспоминаний. Так оно и сделалось.
Время шло и потихоньку люди стали забывать, кто они такие, зачем Господь подал им эту землю, и почему назвал их так гордо и певуче – великороссы… Потихоньку люди стали успокаиваться, незаметно мельчая в делах и снижая полёт своих помыслов. И научились многие крепко спать с открытыми глазами, встречаясь при этом друг с другом, беседуя, хлеб жуя, любя, рожая чадо. И природа-матушка начала сдавать: раньше роса была величиной с куриное яйцо, а взамен пошли такие мелкоросы, что и курица то росяное зернышко найти не сможет. Мельчал и вырождался березняк, меняя кожу: она теперь чернела, чернее, чем сапожная кирза, измазанная дёгтем…
И тогда случилось то, что разбудило города и веси.
Россия – это наше золотое дно, и вот однажды летом, лунной тёплой ночью знаменитый затопленный остров, где остались крепкие могучие деревья, оторвался от родимой пуповины и вынырнул посреди огромной искусственной запруды – и поплыл, поплыл по всей России, вдоль и поперёк синеющей реками, озёрами, морями и океанами.
Наяву случилось это или в сладком сне, но чудо это многим увидеть посчастливилось.
Остров плыл и плыл – как будто между небом и землёй. А на острове – целехонький! – Белый Храм стоял во ржи, и звонил, звонил, звонил во все колокола!..
И пускай звонит во веки вечные!..
КОГДА СБЫВАЮТСЯ НАМЕРЕНЬЯ БЛАГИЕ
свадьба с похоронным маршем
Скажите, люди добрые, ну сколько можно вам сидеть за печкой, «Лучинушку» петь да лучину строгать, да усы тараканам от скуки выдергивать? Пора за дело браться!
Из торжественной речи
1
И содрогнулась глухомань – заохала, заахала!
Плотину строили – с большим размахом…
Поначалу в тайге за Седыми Порогами, а потом и за Чёртовым Займищем послышались могучие разрывы, умноженные эхом угрюмых ущелий, отраженные водой и кондовым крепким древостоем.
С каждым годом строители подступали всё ближе к людским поселениям. Деревеньки по бревнам раскатывали, зверя, птицу выгоняли из урмана; летели в воздух норы и гнездовья.
Готовилось ложе для рукотворного моря. Тайгу торопливо срезали на многие версты в округе. Долины углубляли бульдозерами – горы чернозёма вывозили на свалку…
Пороги на Летунь-реке и береговые долы – под чернозёмом – кое-где образованы были твёрдыми вулканическими породами, траппами, не поддающимися разрушению. Натыкаясь на эти вулканические, намертво спаянные потоки базальтов или на другие трудные места, строители вызывали дерзкую бригаду взрывников. Парни делали шурфы, заряжали аммоналом, динамитом либо ещё какою «дьявольской придумкой».