Недалеко от стогов – навстречу Серьге – шла босоногая девушка. Сырое смуглое лицо озарено улыбкой, намокший волос прилип к щеке. И цветистый мокрый сарафан, сшитый будто бы из лоскута, оторванного от радуги, плотно прилегал к покатым бедрам.
Бывает знакомство, похожее на полузабытую давнюю встречу. В других мирах, в другой ли жизни, но эта встреча, кажется, с вами уже происходила.
Так и сейчас произошло. Заговорили просто и легко.
– Царевна плачет! – Серьга показал рукою вглубь долины.
– Где? Какая царевна? – девушка оглянулась.
– Так у нас в деревне говорят, когда дождь идёт под солнцем. А тебя Олеськой звать?
– А ты откуда знаешь?
– Знаю… Вы снова живёте на Чёртовом Займище? Не понравилось в деревне?
– Мне-то понравилось, да тятенька на Займище привык. А я разве брошу его? – Девушка улыбнулась. – Вот, иду в магазин. Мыла, дроби купить…
Она улыбнулась опять. Одарила дружелюбным взглядом – и ушла. И радугу словно с собой унесла на плечах – расписным коромыслом, такое создавалось впечатление: радужное семицветье с уходом девушки поблекло и растаяло.
Дождь кончился. Небо очистилось. Лишь изредка сверкала шальная капля – вонзалась в лужу, клацала в траве.
На обочине – среди бледно-желтых луговых марьянников и розоватого клевера – дымился узкий девичий след. Голубая, чуть примятая незабудка распрямлялась в ложбинке, где наступила босая пятка.
Серьга сорвал незабудку.
Стоял, смотрел кругом, и всё никак, никак не мог припомнить: куда он шёл? зачем? И вдруг возникло удивительное чувство: он сюда пришёл не сам; он сюда пришёл по Божьей воле. Так судьба распорядилась.
4
Поселок гидростроителей назывался – Благие Намеренья. К месту будущей плотины вела широкая добротная дорога: железобетонные плиты с клеймами здешнего завода. Идёшь и читаешь на каждом шагу: «Благие Намеренья», «Благие Намеренья»… Аж в глазах рябит от этих намерений…
По дороге двигался Варфоломей. Как самый молодой и скорый на ногу, он был отряжен гидростроителями в леспромхозовский магазинчик за продуктами – свой закрыт на ревизию.
Пришел на Седые Пороги. В магазинном дворе разгружали ящики с вином.
– Помочь? Или сами с усами? – Парень подмигнул раскрасневшейся продавщице.
– Чертяка рыжий! А то не видит он! – грубоватым голосом зашумела женщина, отдуваясь, вытирая пот с груди.
Они были знакомы. Очень близко. Разбитную Кланьку выслали из города – на так называемый «сто первый километр».
– Ну, ладно, хорошо. Как не помочь родимой!
Ворка с ходу вклинился в работу. Раскидал – что куда надо – за несколько минут и, довольный своей дуроломною силой, хохотнул без видимой причины. Выхватил бутылку из последнего ящика, кулаком шарахнул по зелёной заднице: пробка вздулась и вылетела с брызгами вина… Опрокинув посудину, парень моментально «перелил из горла в горло» – ручьём журчало. Глаза повеселели. Он ещё за одной потянулся.
– А ну, поставь! – одёрнула продавщица.
– Спишешь на «бой». Мне, что ль, тебя учить? – Ворка засмеялся, широко обнажив крепкие чистые зубы; по новой хлопнул в донышко и выпил.
– И льёт, и льёт! Как в прорву!
Он хохотнул. Губы вытер.
– Чего ты злишься, Кланька? Можно подумать, я тебя в разор введу!
– Не в разор, а нечего… Пьёшь, стоишь, как лошадь!
– Как жеребец, ты хотела сказать?
– Вот именно! Иди давай отсюда, зубоскал!
– Но, но! Я твой клиент! И ты мне не хами! – Ворка вскинул палец. – А то в книгу жалоб накатаю пару ласковых… Ты чего такая неродная стала? Женишка присмотрела себе, не иначе?
– Присмотришь тут. Один другого краше.
– Ты смотри! Я не ревную, но предупреждаю!
– Ну, конечно. Можно подумать.
– А чо тут думать? Кольца уже куплены! – заверил парень и, посмеиваясь, уточнил: – Поршневые кольца. Машина барахлит.
– Башка у тебя барахлит. Потому что барахла в ней много.
Год назад, когда Кикиморов своим пудовым молотом скотину молотил на бойне, когда Кланьку ещё не высылали на «сто первый километр», – неоднократно встречались в городе. И хорошо им было. И дело к свадьбе двигалось. А потом Варфоломей, не сказав ни слова, собрался и уехал на стройку века. Женщина, конечно, оскорбилась и в душе поклялась «наплевать на Ворку и растереть». Но сделать это оказалось не так-то просто. Огненно-рыжий чертяка словно поджёг её сердце. Хотя она старалась виду не показывать.
– А хорошее винцо! – Парень облизнулся. – Слышь, Кланька! Дорогое?
– По рубль пять.
– Ишь ты, бляха-муха! А пьется как по рубль семь! – Вытирая губы, он восхищенно посмотрел на ящики. – Надо прихватить для мужиков. Только денег маловато, жаль. Ты мне в долг не дашь?
– Давала, хватит! – отмахнулась продавщица и почему-то густо покраснела.
Кикиморов понимающе хмыкнул, любуясь гневным лицом подруги: такое нравилось ему особенно сильно.
– Эх, придется вынимать заначку… – Он полез куда-то в голенище сапога.
Через несколько минут он хорошо затарился продуктами, хмельным питьем и взвалил на плечи глыбу разбухшего рюкзака. У другого кого-нибудь от подобной тяжести треснул бы хребёт, а Варфоломей – как будто даже и не замечал поклажи. Стоял у прилавка, заигрывал.
– Я тут сеновал один приметил. Может, сыграем свадьбу вечерком? Сегодня или завтра?
– Не подкатывай! А то как тресну… вот этой штукой! – Продавщица вынула из-под прилавка новый, солидолом обмазанный серп. – Лыбится, черт! Как ни в чём не бывало!
Парень плутоватыми глазами показал на ячейку с куриными яйцами – стояла неподалёку.
– Серпом по яйцам? Это серьёзно!
– Дурак! – Продавщица хотела размахнуться, но, посмотрев на двери, неожиданно спрятала серп и сердито стала оттирать ладонь от солидола.
В магазин вошла Олеська.
Ослепила красотой.
Изумленный Кикиморов даже прищурился, обалдело осматривая девушку с ног до головы и обратно.
– Здравствуй, киса с бантиком!.. – радостно проговорил он, поправляя рюкзак на плечах.
– Здравствуйте, – смущённо улыбаясь, отозвалась Олеська. – А я уже здоровалась, когда вошла…
– Воспитанная девушка. Не то, что некоторые… – Кикиморов прямо и смело смотрел на неё. – Пойдешь за меня замуж? Киса! Чо молчишь?
Чёрные дуги бровей возмущенно взметнулись. Губы девушки застыли в полуулыбке. Но растерянность мигом прошла и Олеська ответила непринужденно и весело:
– Замуж? Обязательно. Когда камень на море всплывёт.
