Только кваzи позволяли себе повсюду передвигаться безоружными.
– А зачем там врач? – спросил я, когда мы пошли к вертолёту. При нашем появлении пилот включил двигатели, и винты дрогнули, начиная раскручиваться.
– Вдруг придётся эвакуировать раненых? – спросил Михаил. – Как я понимаю, они шли долго. Очень долго. И с боями.
У меня вдруг возникла неожиданная и нелепая мысль.
– Уж не хочешь ли ты сказать, – спросил я, – что они не имели контактов с цивилизацией со времён катастрофы?
– Хочу, – просто ответил Михаил.
Пятьсот километров – расстояние немалое, на пределе дальности для старичка Ми-2. Да и для любого другого вертолёта, если уж на то пошло.
Я осознал это где-то через полчаса после взлёта и спросил Михаила, перекрывая грохот моторов:
– А как обратно? Как обратно-то полетим?
– У колонны есть бензовозы, – ответил Михаил. – А если не поделятся горючкой, то нам подвезут из Вологды, там есть форпост. В крайнем случае будем добираться пешком.
Кажется, он не шутил. Уточнять я не стал – сосредоточился на пейзаже за окном.
Вертолёт летел над дикими землями, где обитали только восставшие. Дремали в сонном забытьи, бродили по полям и лесам, охотясь на мышей, кошек, одичавших собак и прочую живность. Впрочем, говорят, несмотря на восставших, в стране расплодилось множество зайцев, лис, волков. Восставшие оказались для них куда меньшим врагом, чем живые люди.
Временами мы пролетали над возделанными полями. Иногда они были безлюдны, иногда на них работали восставшие под присмотром кваzи. Конечно, ни о каком животноводстве речи идти не могло. Но простейшие работы по вспашке полей и уборке зерновых восставшие могли выполнять. Всё, что требовало интеллектуальных усилий, приходилось на долю кваzи, но в сельском труде хватает однообразной механической работы. Можно использовать трактор или культиватор. А можно – восставших, если вы способны ими управлять.
Неужели и впрямь эти люди десять лет не имели контактов с внешним миром? Отсиживались где-то в глухомани?
Нет, не могу поверить. Чушь собачья! Есть телевидение, остались спутники-ретрансляторы на орбитах. Вокруг крупных городов (Вологде не повезло, но многие-то города уцелели) работает мобильная связь.
Радио!
В конце концов – обычное радио существует! На всяких длинных-коротких волнах. К моменту катастрофы интернет его почти вытеснил, но потом в годы хаоса и паники оно возродилось и стало модным. Люди должны были слушать радио.
А самолёты? Конечно, их летает меньше. Но они летают, их видно!
Хотя… на Севере наверняка есть районы, над которыми воздушных трасс не пролегает. Север у нас такой, суровый. Там и восставшие-то чувствуют себя неуютно. Всю зиму лежат в летаргии в снегах, лишь когда потеплеет, начинают слоняться в поисках добычи.
Ладно, долетим – разберёмся.
Пилотировала вертолёт кваzи. Совсем ещё подросток, лет шестнадцати, наверное. Удивительно, что в таком юном возрасте она интересовалась не мальчиками и нарядами, а мечтала летать.
А вот врач был человек. Сутулый, с бородкой и залысиной, несмотря на молодость, в очках и с кожаным саквояжем – я подумал, что когда он состарится, то вполне сможет играть Айболита без грима. В начале полёта он сидел напряжённо, будто Айболит на спине орла, потом расслабился. Спросил меня:
– Это вы были в приюте, когда там восставшие вырвались?
– Мы, – признался я.
– С вами ещё священник был, погиб?
– Погиб, – кивнул я и подумал, что манера общения кваzи заразительна.
– Жалко человека, – сказал врач. – Окончательная смерть… без надежды возвыситься.
– А вы хотите после смерти возвыситься? – спросил я.
– Конечно, – хладнокровно ответил доктор.
– Вон, под нами толпы тех, кто десять лет бродит и остаётся без разума, – заметил я.
– Кому-то везёт, кому-то нет, – согласился доктор.
Петру, если исходить из этой точки зрения, не повезло. Он пробрался в комнату охраны, откуда смог заблокировать вход. Но выйти уже не успел. Восставшие и впрямь отвлеклись на Михаила, но то ли их было слишком много, то ли приказ Виктории уже ослаб – часть всё-таки бросилась на Петра. Немаленькая часть – несколько десятков.
Пробираясь к посту охраны, Пётр без колебаний застрелил несколько восставших. Но когда дверь была заблокирована, он отбросил оружие и не защищался. Его растерзали, а когда прибыли другие кваzи и общими усилиями восставших загнали по палатам, то Петру восставать уже было не из чего.
Но самое гнусное, с моей точки зрения, было то, что Викторию мы не поймали.
Она ушла через тот самый «никому не известный» ход в бойлерной, через который прошли мы. Выпустила на охранявших проход полицейских два десятка восставших – и в суматохе ушла.
Виктория наперёд рассчитала все наши действия и пропустила нас мимо себя, выжидая в маленькой кладовке при помывочной вместе со своими безропотными рабами. А потом ушла, когда мы доблестно сражались у лаборатории.
Не знаю, что думал по этому поводу Михаил. Я бы рычал, ругался, плевался и колотил кулаками по стене. Он остался спокоен, только остаток вчерашнего дня вообще не хотел разговаривать.
– Михаил, ты не в курсе, а мать и брат Анастасии не пострадали? – спросил я.
Кваzи кивнул:
– В курсе. Они не пострадали.
– Хоть что-то хорошее, – сказал я. – Жалко было бы девчонку.
– Они были в той толпе, что растерзала Петра.
Я не выдержал и грязно выругался. В конце концов, девочку-пилота можно было не смущаться.
– Меня больше тревожит поведение Виктории, – сказал Михаил. – Так цинично и безответственно использовать восставших – это за гранью морали!
– Ага, – возмутился я. – А нападать на людей – нормально?
– Фактически она сама никого не убила, – заметил Михаил. – Только организовала убийство мужа, бросила киллера на съедение, взбунтовала приют… Но сама никого не убивала! В её поведении есть какая-то логика.
– Простая логика, – сказал я. – Поверь, пока она сама, лично, не прикончит кого-либо, причём муж тут не считается, искать её будут… как бы сказать… энергично, конечно, но без экзальтации. Но если бы она убила кого-то, тем более – если из наших, вся полиция стояла бы на ушах.
– Ты хочешь сказать, она не щадит людей? – заинтересовался Михаил. – Всего лишь играет в психологические игры, чтобы отсрочить свою поимку?
Я кивнул.
– Интересная идея, – сказал Михаил и замолчал до самого конца полёта.
Это был не караван. Это был караванище!
Мы сделали два круга над машинами, прежде чем приземлиться метрах в ста. Караван почему-то шёл не по дороге, хотя та выглядела вполне прилично, лишь кое-где ржавели брошенные при катастрофе машины, а чуть в стороне, по заросшему бурьяном полю.
